Украденный трон

Сладкие мечты убаюкивали Мировича. Он грезил о том, как будет собирать яблоки и груши в своих необозримых садах, какие роскошные имения получит в дар от восстановляющейся особы, будет жить в довольстве и осыпанный золотом...

Для этого стоит потрудиться, обделать всё так, чтобы потом всю жизнь только пожинать плоды.

Но много предстоит! Он словно бы просыпался и думал, как подготовить бумаги, в нужный момент зачитать народу. Манифесты должны выглядеть настоящими.

Несколько смущало только то, что слог его коряв. Долго сидел над листом бумаги, сочиняя манифесты, исправлял, рвал и снова писал.

Наконец всё готово. Мирович любовался своим красивым чётким почерком. Указ от имени Ея императорского Величества находящемуся в Шлиссельбургской крепости на карауле офицеру взять под арест коменданта Бередникова и привезти его вместе с арестантом государем Иваном Антоновичем в правительствующий Сенат выглядел особенно чисто и красиво. Такую бумагу никто и не заподозрит счесть ничтожною.

Хуже выглядело письмо от имени Мировича и Ушакова к самому Ивану — слог подкачал. Но всё-таки он любовался словами: «Помня только Царя Небесного, забыв все мучительные и телесные страхи, решились они, Ушаков и Мирович, искупить его из темницы и возвести на высоту дедовского славного престола...» Нет, тут надо поставить фамилию Мировича впереди Ушакова, он же первый придумал план освобождения, а уж потом Ушаков пристал к нему. Он ещё покорпел над письмом и успокоился только тогда, когда набело переписал его, без единой помарки и кляксы.

За форму манифеста от имени нового царя взял Мирович тот самый манифест, который возвестила Екатерина, взойдя на престол. Тут не было сложностей. Надо только заменить имена, переделать всё в мужском роде. То же сталось и с клятвенным обещанием — присягой, к которой надо приводить солдат и народ. То же самое клятвенное обещание, которым пользовалась Екатерина. Только имена изменить...

Изготовив все бумаги, Мирович помчался в Великолукский полк к Ушакову — надо дать и ему подписать письмо. Свою подпись Мирович поставил прежде ушаковской, самолюбиво выделяя себя на первое место. Как бы Ушаков не стал первым лицом, со злобой подумал он. Ещё чего задумает да станет плести ковы да интриги. Нет, его сразу надо поставить на место. Мирович всё это придумал, и Ушаков только второе лицо, и ничего без приказу Мировича не должно быть сделано...

Ушаков встретил его неожиданной новостью. Его командировали в Смоленск «для отвозу денежной казны господину генерал-аншефу и кавалеру князю Михайле Никитичу Волконскому».

Мирович так и сел от новости прямо на узкую железную койку Ушакова. Он молча выслушал всё, заподозрил Аполлона в нежелании участвовать в общем деле.

Но Аполлон так простодушно огорчался своею посылкою в Смоленск, что Мирович принялся успокаивать друга.

   — Не надолго же едешь, — говорил он, — а как прибудешь, так и выполним своё предприятие.

Аполлон задумался. Как поспешить, чтобы к отъезду государыни в Лифляндию успеть в Петербург и выполнить намереваемое? Он не хотел устраняться и сказал:

   — Я и тут сказывался больным, скажусь и там. Кровь из носу, а прибуду точно в срок...

   — А никак нельзя отказаться от поездки? — всё ещё не веря в неожиданность, спросил Мирович.

   — И что ты, такой тарарам, никак невозможно, — ответил Ушаков. — А ничто, всё равно прибуду вовремя...

   — Я справляться буду, — встал Мирович.

На том и порешили.

Подошёл фурьер Великолукского полка Григорий Новичков и поспешил Ушакова собираться.

Мирович проводил Аполлона, долго глядел вслед кибитке, обитой рогожей, в которую уселись Новичков с Ушаковым, и побрёл в свою сторону.

Ночью он не мог спать, ворочался на жёстком тюфяке, набитом соломой, прислушивался к шорохам и всё думал о том, какая незадача выпала ему. Теперь, когда надо осматривать место, где они собирались исполнить своё дело, одному не с руки. Но он твёрдо решил подготовить всё так, чтобы к приезду Ушакова устранить все препятствия для совершения задуманного.

Через неделю наведался Мирович в Великолукский полк, но услышал, что никто не прибыл из дальней поездки.

Прошло ещё десять дней, и Мировичу стало невтерпёж. До назначенного срока оставалось всего два дня, он всё уже подготовил: осмотрел крепость и пристань, куда должен пристать Ушаков со шлюпкой, оглядел запоры и замки, усмотрел караульное помещение, все подходы к цитадели в Шлиссельбурге.

Опять поехал он к Ушакову в полк и на самом входе в кордегардию столкнулся с Григорием Новичковым. Сердце неприятно подскочило, заколотилось. Если приехал Аполлон, почему не зашёл к нему, почему не поспешил в Смоленский полк, где квартировал Мирович? Уж не донёс ли о задуманном, уж не придут ли арестовать его, Мировича? «Изменник, — подумалось ему, — и зачем только привлёк я его к моему предприятию?»

Но он нашёл в себе силы улыбнуться Новичкову и небрежно спросил:

   — Что ж, приехали? А где Аполлон?

Новичков воззрился на Мировича мрачно и тоскливо.

   — Не приедет больше раб Божий Аполлон, — перекрестился он.

Внутри у Мировича всё похолодело.