Украденный трон

Очередь на караул ему ещё не пришла, но он уговорил начальников послать его в крепость вне очереди. Ему уже не терпелось очутиться, увидеть всё на месте и всё сделать, как он и намеревался...

В субботу, 3-го июля 1764 года, Мирович принял караул в Шлиссельбургской крепости. Он развёл посты, проверил исполнение всех служб и отправился в кордегардию отдыхать и думать.

Он ещё раз перечёл все бумаги, составленные им самим. Потом решил: недостаточно. Что ж будет, когда артиллерийский лагерь присягнёт Ивану Антоновичу? Надо же будет следовать в Петербург, приводить к присяге остальных? Непременно необходим приказ кому-либо из командиров полка, чтобы сопровождать Ивана, будущего царя...

В кордегардии уже стемнело, он открыл окно. Сел за составление приказа. Кому ж назначить такую почётную миссию? Он знал только одного командира полка, своего, в котором служил, полковника Римского-Корсакова. Где расквартированы другие войска, кто в них начальствует, он не слыхал. Приказ получился коротенький. В нём указывалось полку Римского-Корсакова следовать с вышеозначенной особой в Санкт-Петербург к Летнему дворцу Ея императорского Величества.

Прокорпев над приказом до самой темноты, он зарылся лицом в подушку, ещё раз ощупал все находившиеся там бумаги и забылся тяжёлым сном...

Утром он встал рано, проверил посты и отправился встречать гостей коменданта Бередникова. В шлюпке с реки въехали в крепость капитан Загряжский, подпоручик грузинский князь Семён Чефаридзев, регистратор Василий Безносов и купец Шелудяков. Все они — старые знакомые Бередникова и бывали в гостях каждое воскресенье.

Гости прослушали обедню в маленькой церковке в середине крепости и отправились на обед. Комендант пригласил и Мировича.

За обедом, как и водится, много выпили. Особенно усердствовал Чефаридзев. Этот маленький черноволосый и черноглазый грузин то и дело произносил тосты во здравие императрицы, коменданта, всех гостей и к концу обеда так нагрузился, что едва видел сидевших за столом. Мирович пил умеренно, только пригубливал вино. Он всегда помнил о зароке, данном Николаю Угоднику, — вина не пить.

Он вышел из-за стола вполне трезвым. Бередников мигнул ему — присмотри за поручиком, уж очень его развезло...

Мирович подхватил Чефаридзева под руку и поспешил вслед гостям, которых комендант повёл осмотреть крепость.

Мирович поддерживал князя, стоя на крыльце. Тому от свежего воздуха стало лучше, он уже совсем оправился и завёл с Мировичем разговор.

   — Здесь ведь содержится Иван Антонович? Я об этом сведал, ещё когда в сенаторских юнкерах бегал. Разные сведал обстоятельства...

Мирович, наученный неудачами, сдержанно ответил:

   — Я давно знаю, что он здесь содержится.

Они сошли с крыльца и отправились вслед задругами.

   — В которых же именно комнатах содержится Иван Антонович?

Мирович покосился на поручика и сказал:

   — Примечай, как я тебе на которую сторону головой кивну, то на ту сторону и смотри. Где увидишь переход через канал, тут он и содержится.

   — Вот этот человек безвинный, — раздумчиво заговорил Чефаридзев, — от самых ребяческих лет содержится.

   — Это правда, — отозвался Мирович, — очень жалок...

   — А есть ли у него в покоях свет? И какая пища ему идёт? Разговаривает ли кто с ним?

Мирович опять искоса оглядел Чефаридзева и степенно отвечал:

   — Свету никакого нету, а днём и ночью всегда огонь. Кушанья же и напитков весьма довольно ему идёт, для чего и придворный повар здесь находится. Также случается, что он разговаривает с караульными офицерами...

Он и сам не понял, с чего вдруг сказал такое. Он не знал никакого повара, не ведал, разговаривают ли с Иваном караульные офицеры. Но ему хотелось показать Чефаридзеву — он во всём сведущ, знает, о чём говорит. И придумывал на ходу.

   — Забавляется ли он чем?

Тут уж надо выдумать так, чтоб казалось правдой.

   — Как обучен, то забавляется чтением книг, а по случаю комендант ему и газеты читать носит...

Ему и в голову не могло прийти, что комендант даже не знает узника, а уж про газеты... Коменданта до узника не допускали. Но Мировича несло, и он говорил и говорил.

Чефаридзев подумал и вымолвил:

   — Его ведь можно и его высочеством назвать...

Мирович солидно подтвердил:

   — Бесспорно, можно...

«Неужели, — пронеслось в голове Мировича, — ведь сам завёл разговор, сам хочет всё вызнать, может, попробовать его пригласить к содействию?»

   — Зайдём в нашу кордегардию, — пригласил он Чефаридзева.

У себя в каменной каморке, усадив князя на продавленную койку, он соображал, как начать серьёзный разговор.

   — Жаль, солдатство у нас не согласно и загонено, — начал он, — а ежели бы были бравы, то бы Ивана Антоновича оттуда выхватил и, посадя на шлюпку, прямо прибыл в Петербург и артиллерийскому лагерю представил...

Он выпалил это одним духом. Ну всё, теперь либо Чефаридзев согласится, либо донесёт по начальству. Он сразу успокоился и едва расслышал вопрос протрезвевшего от такого оборота Чефаридзева:

   — Что ж бы это значило?

Мирович помолчал и отвечал прямо и спокойно:

   — А то бы и значило... Как бы привёз туда, окружили бы его с радостью...