Укради меня у судьбы

Стыдно сказать, но я вздохнула с облегчением, когда машина уехала. Я устала от слишком плотного присутствия людей вокруг. Хотелось тишины и покоя, которых здесь было предостаточно.

Я обжила спальню — поставила на тумбочку милые и привычные сердцу вещицы: бабушкину шкатулку, тяжёлый бронзовый подсвечник и бабулину фотографию в рамке.

Всё остальное… эту комнату словно кто-то планировал для меня. С любовью. Здесь царили любимые моему сердцу спокойные тона. Всё, начиная от тяжёлых штор, заканчивая светлым тоном мебели, радовало глаз, казалось привычным. Дай мне волю, я бы не смогла устроить лучше.

В шкафу — одежда с ценниками. Мой размер. Отец думал обо мне?.. И, судя по всему, незримо присутствовал рядом, раз так хорошо изучил вкусы и предпочтения. Это… не пугало, нет. Немного сбивало с толку.

Наверное, я бы хотела сейчас узнать о нём немного побольше. Каким человеком был, чем занимался? Почему ни разу не захотел встретиться со мной? Я ведь больше года живу одна. Может, хотел, но не успел? Вероятно, кое-что мог бы мне поведать Самохин. И, кажется, он хотел, зато я отказалась.

Нет, я не испытывала любви. И даже благодарность — не то чувство, что появилось во мне. Любопытство. Дух исследователя. Желание добраться до правды. Думаю, она непростая и страшная. В мире людей, которые меня сейчас окружают, жизнь совершенно отличается от той, к которой я привыкла.

Я не тешила себя иллюзиями, что смогу запросто влиться в ряды жителей элитного посёлка и что меня с радостью примут за свою. Но я и не стремилась. Я бы хотела просто плыть по течению реки и, пока это возможно, радоваться тишине и спокойствию. Как ни крути, но я уже видела очевидное: жизнь моя станет проще. Кто-то невидимый будет хранить меня от бытовухи, а я за это время смогу сделать много больше, чтобы приблизиться к цели, к которой иду долгие годы.

Я не изменила себе: работала долго, пока не начала кружиться голова от голода и усталости. Перекусив на скорую руку, отправилась в сад, на всякий случай, взяв с собой вязание. Это всегда успокаивало меня. В любых жизненных ситуациях. С крючком в руках я умела отгораживаться от многих бед и лишних мыслей.

В саду я нашла скрипучие качели с почти прогнившим сиденьем. Нужно попросить Виктора, пусть заменит. Мне понравилось качаться. А ещё там была беседка — светлая и ажурная. Здесь тоже можно будет работать и дышать воздухом. Я уже собралась идти в дом, когда в малиннике услышала подозрительный шорох и жалобный ойк.

Сердце сжалось в груди. От неожиданности я испугалась того, кто прятался в кустах, хотя умом понимала: среди бела дня вряд ли кто проник ко мне со злым умыслом. С другой стороны, здесь можно и не докричаться… Слишком уединённо и в отдалении от других соседей. Это не пятачок, когда дома прилеплены друг к другу и можно кричать с уверенностью, что кто-нибудь обязательно услышит и поспешит на помощь.

Не знаю, что в таких случаях заставляет не бежать прочь, а делать всё наоборот — лезть в пекло, чтобы понять, что же тебя напугало. Я полезла в кусты. Раздвинула рукой слишком разросшиеся ветви.

Она сидела там — исцарапанная и несчастная. Тихо лила слёзы, но молчала. Девочка. Кажется, дочь соседского грубияна, но точно я сказать не могла, потому что видела её мельком с утра.

— Ты как попала сюда? — спросила, протягивая руку. Ребёнок с радостью уцепился за мою ладонь.

— А ты секреты хранить умеешь? — голос у неё тонкий и звонкий. А ещё девчонка смешно шепелявит — старательно, отчего получается у неё выговорить противный звук не очень, но зато она старается.

— Умею, наверное, — пытаюсь сохранить серьёзное лицо, — но, думаю, домой тебе всё же вернуться надо.

— Я знаю, — тяжело вздыхает ребёнок, рассматривая свои расцарапанные в кровь ноги и руки.

— Пошли, я обработаю тебе царапины.

Она идёт за мной доверчиво, вприпрыжку. Тёмные волосы с завитками на концах подпрыгивают ей в такт.

— Меня Катя зовут, а тебя? — спрашивает она, пытаясь задрать мордашку повыше, чтобы исхитриться и заглянуть мне в лицо. Она меня изучает. Пристально.

— Ива, — замедляю шаг, чтобы Катя за мной поспевала.

— Как дерево? — округляет малышка забавно глаза.

— Почти, — улыбаюсь невольно. Она, наверное, всех очаровывает с первого взгляда. Искренняя, бесхитростная, наивная очень. Не всем детям удаётся это сохранить. Наверное, это черта характера всё же — открытость. — По-настоящему меня зовут Иванна, а так — Ива. Как тебя Катя и Екатерина.

— Екатериной папа зовёт меня, когда сердится, — звук «р» малышка выговаривает тоже тщательно. Но с «р» у неё получается лучше, чем с «ш». Поэтому Ива лучше, правда?

— Лучше, конечно.

— А ещё папа говорит, что с чужими разговаривать нельзя. И ходить никуда нельзя. Но мы же познакомились? Ты же теперь не чужая?

Логика у ребёнка своеобразная. Я останавливаюсь на крыльце.

— Вообще-то папа прав. Нельзя уходить потихоньку и нельзя подходить к чужим. Поэтому мы сейчас немножко полечимся и пойдём назад, домой. Договорились?