Укради меня у судьбы

— Вась, — позвала я кота, и тот, потёршись о мою ногу, с невозмутимой мордой начал умываться.

— Это кот, дурында! Хозяйка кота завела! — вычитывала всхлипывающей Соне, Зоя Николаевна.

— Раньше здесь котов не было! — цокала зубами Соня. — Сергей Николаевич животных не любил!

Она никак в себя прийти не могла. Слишком большой стресс для неё.

— Пойдёмте на кухню. Вам воды надо выпить, — махнула я рукой и пошла по коридору, а затем — по лестнице вниз.

— Ну, что ты, как ненормальная? — шипела кухарка где-то там позади. — Выгонят сейчас, попробуй потом работу найти! Совсем ку-ку, Соня? Что за нервы?

— Конечно! — огрызнулась вдруг зло горничная. — Вам хорошо! Вы там в кухне своей жрать приготовили и свалили! А я тут… по всему дому! А здесь… нехорошее что-то, уж я-то вижу и примечаю! Вещи не на месте, книги кто-то трогает и вообще!

— Цыц, дура! — усмиряет строптивую Соню Зоя Николаевна.

Очень интересно. Некстати лезут в голову воспоминания о ночных шорохах, и я чувствую, как у меня на руках волоски дыбом встают. Нужно как-то осторожно расспросить женщину. Здесь всегда так или… недавно?

Огромный дом вдруг показался мне неуютным. Враждебным и злобным. Некстати вспомнился и сон. Да кого я обманываю?.. Я знала, что здесь… будет непросто. Но готова ли я выдержать неизвестность? Готова ли к испытаниям?

Мне катастрофически не хватало информации. О доме. О его хозяине. О странностях. О людях, которые, вероятно, верно служили бывшему владельцу, но вряд ли обязаны делать то же самое и по отношению ко мне.

А ещё есть «наследники». Те, кому мог достаться и этот дом, и всё заработанное отцом. Но по намёкам Самохина я поняла, что отец мой был тот ещё авантюрист. Ушёл внезапно и всё унёс с собой. А если и оставил, то не наяву. А какими-то хитрыми способами. Например, содержание этого места.

Деньги ведь не бесконечны?.. Насколько велика сумма «некоторых средств», выделенных на оплату труда и поддержание жизни в этих стенах? Как долго может продлиться идиллия? Год? Два?.. А что потом? Или на более долгий срок ничего не рассчитано? Всё завершится молниеносно и быстро?

Мне не захотелось убежать, поджав хвост, нет. Не знаю, откуда берётся упрямство. Но в меня его словно бесконечное множество влили. Наоборот: захотелось до всего докопаться. Узнать правду.

— А я ещё и подумала: почему тарелки на полу? — улыбается мне Зоя Николаевна. Улыбка у неё неискренняя сейчас и натужная. — А вы котика завели. За котиком приглядывать надо, чтобы не гадил, где попало. Или вы его на улицу выпускаете?

Я растерялась. Васька бродил сам по себе, и как-то я не подумала о естественных кошачьих потребностях. На улицу он не просился — шастал где-то по дому. И, вероятно, уже «нагадил». Мне стало стыдно перед Соней, которой придётся за Васькой убирать.

Я чувствовала себя беспомощной. Безрукой и безмозглой инвалидкой. А ещё… мне яростно хотелось жить. Не прятаться по углам, не избегать острых углов. Хотелось дышать полной грудью, ничего не бояться, спорить, улыбаться, разговаривать с людьми, пересекаться с незнакомцами. Я мечтала стать яркой звездой. Любить, гореть, светить. Только сейчас это поняла.

Хотела этого всегда. Именно поэтому шла к своей цели столько лет. Однажды клетка становится тесной, прутья плавятся от слишком большой температуры и выпускают на волю душу. Какая разница, когда это происходит? Пусть не вовремя, пусть не к месту. Но для чего-то судьба подбрасывает именно такие моменты? И только мне решать — остаться в клетке или выйти наружу.

Это как вспышка. Озарение. Завтра меня может не стать. Неважно, по какой причине. Я могу уснуть и не проснуться. Кто-то может ударить меня по голове. Или я попаду под машину. Меня не станет, а я и не жила вовсе. Существовала в своём обособленном мирке, отгораживалась от всего, что могло меня растревожить, помешать, сбить с намеченного пути.

Возможно, это влияние бабушки, которая окутала меня удушливой заботой. Её слова и размышления. Её нежелание делиться мной с миром и другими людьми.

— Я хочу уберечь тебя. Дочь не смогла, хоть тебя, — сейчас я её слова воспринимаю иначе. По-другому видятся всплески её откровений — скупых, как дождь в пустыне.

Что я знала о матери? Ничего. Почему она ушла из дома? Загадка. Как умерла и почему? Я не знаю. И в этом тоже сейчас мне видится что-то иное, непривычное, занозливое, что ранит сердце.

— Вам плохо, Ива? — голос кухарки доносится словно издалека. Наверное, я испугала её своей отрешённостью и бледностью.

— Нет, — разлепила сухие губы. — Всё хорошо. Я хочу поговорить с Соней, если позволите. И… не обижайтесь: не нужно чересчур меня опекать. Я вполне самостоятельная и взрослая. Просто мне нужно немного больше времени, чтобы адаптироваться к новым условиям жизни. Всё наладится. Никто вас не выгонит и не уволит, если вы будете хорошо исполнять свои обязанности.

— Конечно-конечно! — она напугана, я вижу. Тревожно ей, этой женщине, что ещё полна сил, но не уверена в завтрашнем дне. Ей тоже трудно. Она не знает, чего от меня ждать. Каких капризов и приказов.