Но замок всё же щёлкнул два раза. Всё такая же. Хрупкая и нежная. Смотрит на него испуганно, дышит часто. Сердце бьётся так, что видно, как оно толкается в груди, приподнимая вырез скромного халатика.
– Можно я войду? – спрашивает, глядя ей в глаза.
Она сторонится и пропускает Бодрова в квартиру.
Здесь чисто и уютно. Пахнет каким-то моющим средством. Убирала? Посуду мыла?
Он садится на диван и не знает с чего начать. Взрослый мужик, привыкший повелевать. Его будто переклинило. А она встала перед ним и руки на груди сложила, закрываясь.
– Только не проси меня не видеться с дочерью, – начинает она разговор первой. – Пожалуйста, оставь мне хоть такую малость после долгих лет разлуки. Я помню всё, что ты мне говорил. Каждое твоё слово. И я не нарушала границы той клетки, в которую ты меня посадил. Но раз уж дочь сама меня нашла, пусть и случайно, может, ты всё же пересмотришь свои незыблемые правила?
Нелегко, спустя годы, выслушивать подобное. Бодров сам себе кажется диким монстром. Наговорил со злости всякого. Хотел ей больно сделать. Хотя куда уж больнее – дочь отнял.
– Сядь, Валя, – приказывает, и она послушно берёт стул. Садится напротив. – Я не за этим сюда пришёл.
– А за чем? – взгляд её становится настороженным, как у пугливой козочки. Сделай Бодров сейчас резкое движение – и она убежит. Но он не собирается дёргаться.
– Знаешь, – начинает издалека, – бывает так: один взгляд – вспышка – и всё сразу понятно. У меня так было, когда я тебя встретил. Глянул и понял: я пропал. Ты стала моим наваждением, болезнью, одержимостью. Я глушил тебя водкой, другими бабами, работой. Ничего не помогало. Я сделал всё, чтобы ты стала моей. Но так и не смог удержать. Потом, когда мы расстались, в других женщинах невольно искал твою беспомощную нежность, неконфликтность, умение понимать без слов. Искал и ошибался. Так ни разу и не нашёл. Сидишь ты у меня в сердце. Всю жизнь. Вот здесь, – бьёт он кулаком в грудь с силой. Так, что она пугается.
– Не надо, Борь…
– Может, простишь меня дурака? Попробуем всё сначала. Ты и я. Не сразу. Я не настаиваю. Но дай мне хотя бы шанс всё исправить.
Она молчит. Хватает ртом воздух. В глазах у неё стоят непролитые слёзы.
– Просто прости. А дальше… как выйдет.
– Ты пугаешь меня, Боря, – всхлипывает Валентина, и Бодров, не удержавшись, берёт её за руки, прячет лицо в её ладонях.
– У нас две дочери, Валь. Внучка. Рада говорит, что скоро и внук будет. А там, глядишь, и Ива… Я помогу. Всё исправлю. Невыносимо жить в одиночестве. Я так долго был отравлен ненавистью, что мне срочно нужно противоядие. Ты сможешь. Просто дай шанс, прошу.
Он почувствовал, как дрогнули её пальцы. Как почти неслышно погладила она его твердокаменный лоб.
– Наверное, я бы хотела попробовать, – говорит Валя тихо, и Бодров задыхается, захлёбывается от облегчения.
Добрая. Нежная. Та самая, ради которой он готов изменить себя. Хотя бы попытаться. Потому что шансы не так уж часто случаются. А ему выпал. И он будет последним дураком, если упустит его.
Ива
Мы решили не мелочиться и сыграть две свадьбы в один день. Рада выходила замуж за Никиту, а я – за Андрея.
Месяц ушёл на приготовления – у нас никак не получалось раньше. Андрей восстанавливал дела фирмы. Женя выписался из больницы и сошёлся с Изольдой, то есть Мариной. А Бодров забрал нашу мать к себе. Сплошные потрясения, но приятные, радостные.
Больше всех радовались Илья и Катя: мы окончательно забрали их от бабушки, и у нас началась другая жизнь.
– Если мы ещё немного потянем со свадьбой, я буду очень глубоко беременной невестой, а я платье и фату хочу! – капризничала Радка.
Там ещё неизвестно, есть ли ребёнок, но она утверждала, что да, имеется, но ни в какую не желала покупать тест на беременность.
– Зачем он мне? Я и так всё знаю! – заявляла она, но, подозреваю, просто не хотела расстраиваться, если вдруг тест покажет отрицательный результат.
– Жаль, что времени мало, – печалилась я. – Можно было бы такие платья нам связать – самые лучшие.
– Счастье не в платьях, – поучала меня младшая сестра. – У нас будет много времени, и ты свяжешь самое лучшее платье для беременной сестрёнки. А ещё – пинетки, шапочку, костюмчик, – входила в азарт и фантазировала с неистовой силой.
Над Иваном Дубовым шло следствие, но, судя по всему, его признают невменяемым: он окончательно тронулся умом и нёс околесицу, где раз за разом убивал моего отца. Убирал конкурента на несметные сокровища рода Кудрявцевых.
В торжественный день людей собралось не так уж и мало. Приехали Ираида с Германом Иосифовичем. Как без них? Главный фотограф прибыл.
– Ива и Рада! Будете лучшими невестами года! Это я вам обещаю, Герман Козючиц! Мои фото на конкурсе первое место возьмут, попомните мои слова!
Он бодрился, хорохорился, ходил гоголем и радовался событию как ребёнок.
А мы с Радкой выглядели как близнецы.