Каблуки осточертели, ноги отекли, и тонкие завязки врезались в стопы. Я едва волочила ноги, испытывая дикую усталость и голод. Даже страх отступил на второй план.
– Куда меня ведут? – отрешённо спрашиваю.
Казалось, моя настоящая жизнь такая далёкая, что уже нереальная. Когда теперь я смогу лечь в постель, пахнущую бальзамом для белья? Чистотой…
Он не реагирует на мой вопрос. Будто я ниже его по касте. Или ему просто нельзя со мной разговаривать.
Меня вышвырнули во двор. Внутренний. Мужчины-охранники повернули голову в мою сторону, рассматривали мой диковинный для этих мест наряд некоторое время, а затем возвратились к своим занятиям.
Никто не удосужился пояснить мне, что делать дальше. Мой провожатый скрылся. Голова кружилась от голода. Я присела на ступеньки и принялась развязывать тесёмки туфель. Я вся в пыли и саже. Кожа чешется. Ощущаю запах пота, исходящий от моего тела.
Раз никто не говорил, что мне делать нельзя. Значит, можно – всё.
Если он рассчитывал, что я пойду вымаливать прощение и просить взять меня в дом. Под крышу. То он ошибся.
Взяв в руки обувь, я оглядела обширную территорию «дворца». К моему сожалению, спрятанному за высоким забором.
Под ногами аккуратные дорожки, стриженый газон. К собственному удивлению, я нахожу конюшню. Вероятно, где-то здесь содержались и иные домашние животные. Но сил на разведку уже не осталось.
Устало забралась внутрь, с завистью обнаружив отдыхающих в стойлах лошадей. Одно стойло оказалось свободным, убранным. Я улеглась прямо на сено, свернувшись калачиком.
Проснулась резко, ощутив во сне, как кто-то меня касается, пробираясь под подол платья. Вскочила, вжимаясь в стену. На меня пялился какой-то мужчина. Взрослый, бородатый. Крик страха замер где-то в груди. Кричать хотелось нестерпимо, но я не могла вымолвить и слова. Должно быть, он принял мою заторможенность как знак согласия.
Навалился всем телом на меня, бормоча что-то на незнакомом языке. Я пыталась сопротивляться. Отстранить его от себя, но все попытки оказались тщетными.
Ямадаев говорил, что отдаст меня своим людям. Но разве так? На глаза навернулись слёзы беспомощности. Я захныкала, ощущая прикосновение влажных губ к своей шее, испытывая отвращение.
– Я смотрю, ты развлекаешься, – раздаётся спокойный голос Якуба.
Мужчина, напавший на меня, тут же отскакивает. А я с ужасом понимаю, что он успел достать член из брюк и теперь торопливо приводит одежду в порядок. А на мне ведь не было даже трусиков. Они остались там, в спальне «хозяина».
Глава 8
Якуб обращается к нему не по-русски. Голос спокойный, выдержанный, но насильник, не успев подняться на ноги, спотыкаясь, падает и на карачках выползает из конюшни.
Проводил его взглядом и вернул внимание на меня.
Он отчего-то зол. Знаю его всего ничего, но уже умею распознавать эмоции. Их нет на лице. Они доходят до меня радиосигналами. И сейчас меня обдаёт волна его ярости.
Смешно. Чего ему злиться?
– Может, не стоило вам мешать? – склоняет голову. Изучает. Уголок губ ползёт вверх, но это не улыбка, а волчий оскал. – Отымели бы тебя хорошенько, глядишь, послушной бы стала. Сговорчивой.
– Может, и не стоило, – огрызаюсь, задирая подбородок и находя в себе последние крупицы силы. Я так устала и измотана, что совершенно не отдаю отчёта словам, срывающимся с губ, – зато ты бы ко мне точно больше не притронулся.
Мне кажется, на мгновение от моей дерзости у него даже дыхание перехватило. Сюда попадает лишь свет полной луны, но мне хорошо видно, как расширились его зрачки. Сделались чёрными.
Возможно, я совершила ужасную ошибку. И сейчас он кинет меня на растерзание своим людям, голодным до секса в местности, где его не так легко получить. Но почему-то ощущаю, что стратегически верно подобрала слова.
Он бы не дотронулся до моего тела после своих людей. Вот уж кто точно бы побрезговал. А потому мне ничего не грозит. Пока он меня не отымеет.
Дрожащей рукой вытираю слёзы. Сколько мне ещё предстоит их пролить? Меня продолжает трясти от страха, который пока не отпустил.
Хозяин этих стен опускается на корточки. Одетый с иголочки. Чистый, благоухающий. Сытый. Красивый Крёз. Мечта юношеских фантазий. Кто бы знал, что они воплотятся в такой извращённой форме.
– Подозреваю, что для такой, как ты, раздвигать ноги перед незнакомыми мужиками не наказание, – потирает подбородок, размышляя вслух.
Теперь моя очередь задерживать дыхание. От очередного оскорбления. Он даже понятия не имеет, какой человек моя сестра, но его это не останавливает.
– Ты придёшь ко мне сама, – обращается он ко мне, – по доброй воле.
Смотрю в его блестящие в темноте глаза. О чём он?
Пульс бьётся тревожно, отдавая в уши.
Он ожидает, что я изменю своё отношение к нему? Он болен.
Меня разбирает истерический смех. Сквозь слёзы.
Усталость. Страх. Шок. Всё эмоции наложились друг на друга, смешались в дикий коктейль.
– Никогда. Сама – никогда.
Из головы даже вылетело то, что он принимает меня за сестру. А потому говорила за себя и от всего сердца. Но не сомневаюсь, что Серафима дала бы такой же ответ.