Украина 1991-2007: очерки новейшей истории

Один из наиболее доступных примеров — воображаемое движение Украины «от авторитаризма кдемократии». Любой непредубежденный аналитик (а их достаточно, чтобы критически оценить опыт Украины в этой области) признает, что наиболее демократическим периодом в истории Украины последних 20 лет, как это ни странно, будет конец 1980-х — начало 1990-х годов — именно тогда наблюдалось беспрецедентное влияние общества и общественного мнения на государственные структуры, политические и общественные институты. После этого, приблизительно с середины 1990-х годов, «демократический транзит» ушел в измерение, адекватного названия которому до сих пор еще никто не придумал, несмотря на интеллектуально честные попытки отобразить суть происходящего (признаем хотя бы временную пригодность таких полуметафор, как «шантажистское государство», «олигархический режим», «управляемая демократия», «конкурентный авторитаризм», или, на первый взгляд, более конкретных, но не менее туманных (особенно в юридическом смысле) категорий вроде «(полу)президенсткая республика»). То, что возникло (как промежуточный результат «транзита») в системе отношений власти и общества в последние 16 лет, можно было бы назвать «факультативной демократией», в которой принципы народовластия и свободы выбора действуют избирательно, время от времени (например во время выборов), демократия здесь существует не как относительно стабильная система взаимоотношений индивида, власти и общества, а как фасад, за которым действуют немногочисленные группы интереса/влияния, для которых границы их власти и богатства устанавливаются прежде всего конкуренцией между ними.

В таком же ключе можно истолковать тезис о переходе от командной экономики к рыночной. Радостное известие о признании «Западом» Украины страной с рыночной экономикой все же не вызывает восторга ни у непредубежденных аналитиков, ни у рядовых участников этой экономики. Одни не устают говорить о системе скрытых монополий и олигополий, покрываемых государственной бюрократией, и об отсутствии реальной экономической свободы, другие изнемогают от беззакония и произвола все той же государственной бюрократии и силовых структур, от постоянно меняющихся правил и законов, что означает отсутствие этих правил и законов. Украинская экономика «переходного периода» существует в разных измерениях, количество которых определяется степенью ее зависимости от административного и правового произвола, не говоря уже о ее реальной многоукладное™, — здесь наблюдались (и наблюдаются) даже такие социально важные формы, которые вполне можно ассоциировать с натуральным хозяйством.

Частные примеры приводятся здесь не для того, чтобы опровергать обобщения, построенные на парных категориях, это было бы методологически некорректно. Они даны только для того, чтобы продемонстрировать многообразие вариантов и возможность отклонений внутри «отрезков», к использованию которых прибегает транзитология, чтобы определить направление развития. Вместе с тем стоит признать, что общая направленность (в смысле перспективы) перехода и трансформаций в рамках упомянутых дихотомий в целом определена адекватно. Это идеальные модели, аналитические категории, познавательные структуры, которые устанавливают систему координат, но предполагают множественные отклонения.

Если же обратиться к определениям и терминам, дающим представление об общественных трансформациях «переходного периода», то нетрудно заметить, что они, как правило, касаются развития экономических, политических и социальных институтов. Первое, что приходит на ум в данном случае, — какое государство построено в Украине? Вопрос вполне уместен хотя бы потому, что возникновение «государства Украина» представлялось и представляется частью политических и интеллектуальных элит как торжество исторической справедливости, плод многовековых чаяний украинского народа, результат его последовательных усилий и жертв.

Разумеется, в данном случае речь идет не только о границах, месте на карте мира, о символике и международном признании, но и об институтах власти и легитимного насилия, представляющих это государство и выражающих его суть.

Если говорить о государстве в его классическом варианте как об институте легитимного насилия и бюрократической машине, то нетрудно заметить, что пределы легитимности применяемого этим государством насилия определяются или самим же государством, или некими внешними силами (например различными наднациональными мониторинговыми организациями или даже другими государствами), но не балансом между государством (а точнее, представляющей его бюрократией и структурами) и обществом, которое хотелось бы, но не получается назвать гражданским.