Украина 1991-2007: очерки новейшей истории

Государство Украина возникло в результате распада наднационального Советского Союза, где институты государственности обслуживали партийную идеократию[353], технократию и бюрократию, при этом обеспечивая социальную стабильность, основанную на своеобразно понятых принципах эгалитаризма. Их трансформация в институты национального государства должна была бы означать, что в идеале они обслуживают интересы нации, поскольку именно нация (в данном случае представляемая как совокупность всех граждан данной страны) является источником легитимности этого государства и власти. Реальность была таковой, что трансформация советских государственных институтов в институты «национального государства» привела к тому, что они и далее обслуживали те же группы, только уже в другом порядке: бюрократию и технократию, причем последняя в значительной мере трансформировалась в часть нового предпринимательского класса, новых капиталистов.

Как это ни парадоксально, «государство Украина», созданное в 1990-е годы, не является национальным. Это государство бюрократии и сросшейся с нею финансово-промышленной и аграрной олигархии. Указанные общественные группы с разной степенью интенсивности использовали и используют внешние атрибуты национальной государственности (символику, язык, идеологемы) для собственной легитимации, которая дает им право якобы представлять интересы нации. На самом деле апелляция этих групп к лозунгам и символам гражданского национализма позволяет им не только узаконивать свой статус, но также использовать его для собственного обогащения и политического прикрытия масштабного передела собственности.

Отсюда и одна из базовых проблем формирования политической нации. Правящая политическая элита[354] проповедовала и даже внедряла принципы гражданского национализма, в котором национальная идентичность базируется на принципе гражданства, а не только этнической принадлежности, а нация — это вся совокупность граждан страны. Однако это делалось не столько для формирования гражданской нации, сколько для защиты собственных интересов этой элиты, общественный интерес ею не учитывался. Правящая элита не имела своей собственной, ею же выработанной идеологии государственного строительства, она позаимствовала и адаптировала к своему уровню готовые идеологические формы, которые использовались для ее легитимации, но не для масштабной трансляции в общество с целью превращения населения в нацию. Как это ни парадоксально, деидеологизация общества, вполне ожидаемая и понятная с точки зрения предыдущего опыта, обернулась не только утратой ценностных и нормативных ориентиров и утратой точки опоры, но и повальным цинизмом власти и самого общества, взаимным отчуждением и фрагментацией общественных групп, социальной поляризацией элит и большинства граждан и тотальным недоверием к власти и государственным институтам.

То «воображаемое сообщество», которое в Украине приходится то ли из-за злой иронии истории, то ли из-за скудости терминологии называть политической элитой, деидеологизировано, возможно, за исключением политически маргинальных групп, представляющих радикальные ответвления национализма и коммунизма. Если же говорить о представителях интеллектуальных элит, способных предложить вариант идеологии, могущей вызвать отклик в обществе и объединить его, то они оказались вытесненными из тех политических и властных структур, которые дают возможность транслировать идеологические постулаты в практические действия в общенациональном масштабе. Идеологический и политический промискуитет, безответственность правящих элит и самодостаточной государственной бюрократии стали нормой жизни. Возник не столько раскол страны по воображаемым линиям «Восток — Запад», «русскоязычные — украиноязычные» (сознательно культивируемый и транслируемый в общество частью тех же элит), сколько вполне реальный раскол между правящими властными элитами и большинством населения, между богатыми и бедными, между бюрократией и гражданами.

Если же говорить о гражданах страны и перспективах их объединения в политическую нацию, то есть о формах организации и самоорганизации общества, то шестнадцатилетний опыт существования Украины свидетельствует о масштабной перегруппировке и трансформациях общественных групп, которая не могла не сказаться на процессе формирования гражданской нации и на представлениях общества и составляющих его групп о самих себе.