Этот мотив — что для дела, для правильного руководства надо хорошо знать менталитет, психологию западных украинцев («бандеровцев», как их называли, чаще всего, ругательно или с опаской), я слышал и от работавших в Западной Украине на управленческих должностях выходцев из Восточной Украины; их было очень много во всех восьми областях, но особенно — во Львовской и в самом Львове. Смысл был тот же, который подразумевают русские, когда говорят, что Восток — дело тонкое. А тут Запад, Западная Украина — дело тонкое.
Когда я говорю, что Украина — не Россия, я делаю это не в порядке спора с теми, кто напористо утверждает обратное. С такими людьми спорить бесполезно. Но если перед тобою человек, который не вполне уверен в своем мнении, готов выслушать тебя и понять твою мысль, то такому стоит напомнить, что на свете существует, между прочим, Украина, которая никогда не была в составе Российской империи, и что населения в ней в полтора-два раза больше, чем у таких близко ему знакомых стран, как Венгрия, Чехия, Австрия, в состав которых Западная Украина входила теми или иными частями, и было время, когда целая империя, пусть всего пару недель, перед самым своим распадом, называлась Австро-Венгро-Украинской империей.
Западная Украина, при всей своей непохожести на Восточную, никогда не мыслила своего отдельного будущего. И те политические силы и личности, которых в Советском Союзе называли прогрессивными, и те, которых — реакционными, мечтали о Большой Украине, о соборности, о воссоединении украинских земель, о независимости. Западные украинцы были исключительно преданы своему языку, берегли его от поглощения и польским, и немецким, и венгерским, и словацким, и румынским, как ни трудно это было… Этими особенностями Западной Украины во многом определяется ее место в современной Украине, ее поведение во все годы нашей независимости. Как бы ни раздражали меня самые крикливые, самые невежественные из «профессиональных украинцев» Галичины, сколько бы ни осложняли они политическую жизнь в стране, я не забываю, что они относятся к той части нашего народа, которая лучше всех сохранила украинство, украинский язык, употребляет его не только в зале Верховного Совета, но и в домашней обстановке.
Мне приятно при случае поговорить о том, что Галицко-Волынское княжество было некогда настоящим европейским государством, что Данила Галицкий был королем, одним из европейских королей, что в Западной Украине нет сел в нашем понятии, а есть маленькие, но городки, что эта часть моей страны раньше Киева попала в зону действия магдебургского права. Я очень внимательно слушаю моих собеседников из львовской и киевской интеллигенции, когда они рассуждают, почему самое важное, с точки зрения долговременных национальнополитических интересов соборной Украины, то, что украинская культура бывшего государства Данилы существовала в одном «котле» с полудюжиной других культур: немецкой (австрийской), польской, еврейской, словацкой, венгерской. Мы, восточные украинцы, знали только русское влияние и лишь отчасти польское, и многим из нас не так легко представить себе, что вот есть наши соплеменники, которые веками испытывали другие влияния — западные, что западный украинец гораздо ближе по своим понятиям и привычкам к чеху, поляку, в чем-то даже к австрийцу, чем к русскому или восточному украинцу. Я согласен
Вместе с тем моя «политкорректность» бунтует, когда говорят так: Западная Украина дорога для всей Украины больше всего потому, что она никогда не была в составе России. Не только тактичнее, но и точнее, по-моему, говорить так: дорога тем, что всегда была частью Запада, частью Центральной Европы. Это не одно и то же. Такой подход позволяет более объективно, по-хозяйски распоряжаться всем, чего мы набрались за свою историю и от России, и от Запада. Без такого подхода, по-моему, совершенно невозможно правильно оценить, что произошло с тем же Львовом за годы советской власти. До Второй мировой войны украинцы (с русинами) составляли десятую часть жителей города и почти половина из них были заняты в качестве домашней прислуги; к моменту распада Советского Союза они были большинством и заняты были, в основном, высококвалифицированным умственным и физическим трудом. Русифицировать Львов советская власть не смогла, но сделать его украинским ей удалось, хотя это не было, конечно, сознательной целью Кремля.