Украина: политика упущенных возможностей

Попытки примирить ветеранов Советской Армии с коллаборантами из ОУН-УПА, представить батальон «Нахтигаль» в качестве едва не гуманитарной организации, его командира — гауптмана гитлеровской армии, в дальнейшем гауптштурмфюрера СС Романа Шухевича — как рефлексирующего интеллигента и философа-государственника, добровольцев дивизии СС «Галичина» — как равноправных комбатантов, не только осуждаются большей (и лучшей) частью украинского общества, но и квалифицируются законодательством большинства европейских государств как уголовное преступление: пропаганда фашизма и оправдание его преступлений.

Мне уже доводилось писать, что патриот своей страны, победитель и герой в Первой мировой войне маршал Франции Анри Петэн закончил жизнь в тюрьме, получив в качестве милости и в знак признания своих бывших заслуг замену смертной казни пожизненным заключением. Между тем, его вина заключалась лишь в том, что, возглавив правительство в момент, когда французская армия была разгромлена, а государство на две трети оккупировано, он подписал перемирие с Германией (на что имел полное право) и затем пытался сохранить французскую государственность в рамках режима Виши. Его поведение было вполне объяснимо и разумно — война была проиграна, и не было никакой гарантии, что еще через два—три месяца вермахт не добьет Британию. По единодушному мнению военных историков, в том числе британских, высадка германских войск на Британских островах летом—осенью 1940 года однозначно вела эту страну к военному поражению.

Найдите сегодня француза, возводящего Петэна в герои или возвеличивающего «подвиг» эсесовцев легиона «Валлония». А ведь если на стороне Советской Армии воевала лишь одна эскадрилья «Нормандия-Неман», то только военнопленных французов, носивших форму частей СС, было захвачено на советско-германском фронте около 25 тысяч — две полноценные дивизии. Однако они не лезут нагло в победители 9 мая каждого года, и ни один французский политик не смеет объявить их равными французам, сражавшимся в армии или в отрядах Сопротивления. И примирять их силой тоже никому не приходит в голову: первые — коллаборанты, вторые — герои всей Франции.

Точно так же нет норвежца, публично гордящегося полковником Квислингом. А Квислинг тоже считал себя патриотом своей страны и был уверен, что, поскольку захват Норвегии одной из воюющих сторон неизбежен из-за ее стратегического положения (британцы готовились к соответствующей операции), то более предпочтительной является германская оккупация. По состоянию на 1940 год ошибочность его точки зрения не была столь уж очевидна, и норвежцев в частях СС воевало куда больше, чем украинцев, они даже рейхсканцелярию и бункер Гитлера защищали до последней минуты боев в Берлине. Тем не менее ни один норвежский политик, думающий о своем будущем, не посмеет героизировать этих искренне заблуждавшихся коллаборационистов, независимо от того, какая «великая идея» вела их в бой. Даже неприятие советского коммунизма как идеологии и желание принять участие в «крестовом походе» против него не является оправданием измены родине.

Но это — нормы поведения политиков в современной Европе.