Украина: политика упущенных возможностей

Между тем в Украине есть масса журналистов, которые по убеждению, а не за гранты отстаивают идеи, близкие или тождественные российской внешнеполитической концепции, существуют антинатовские, антибандеровские общественные движения, объединения православных граждан, выступающих против неконституционного давления властей на Украинскую православную церковь, граждане объединяются в защиту своего права на использование русского языка не только на собственной кухне, против политики апартеида по отношению ко всему русскому, санкционированной Банковой. Получают ли они хотя бы моральную поддержку от России? О грантах даже не говорю, но проводятся ли с ними семинары, организовываются ли конференции, на которых они могут встретиться, обменяться мнениями, узнать о существовании друг друга, понять, что ведут борьбу не в безвоздушном пространстве. Подобные мероприятия под эгидой российского посольства в Киеве и при участии официальных представителей исполнительной власти РФ в Москве дали бы возможность людям не только увидеть, что они не одиноки в Украине, но и ощутить заинтересованную поддержку сверхдержавы, которую многие из них продолжают считать такой же родиной, как и Украину.

Мне могут сказать, что всем перечисленным не занимается и Партия регионов. Частично это соответствует действительности. Но партия действует в сложных условиях «оранжевой» полудиктатуры и сама не ощущает достаточной поддержки своих потенциальных союзников, в то время как «оранжевые», даже после того как скомпрометировали себя в глазах всего мира внутренними дрязгами и откровенной хуторянской некомпетентностью, продолжают опираться на финансовую, политическую и идеологическую поддержку США, восточноевропейских натовских лимитрофов, а в некоторых случаях и всего ЕС. Кроме того, возможности ПР и возможности России далеко не равноценны. И наконец, Партия регионов не является и не должна быть инструментом проведения российской внешней политики — она лишь может быть одним из союзников России в Украине, наряду со многими другими политическими силами, общественными и религиозными организациями, СМИ, деятелями культуры. Но для этого нельзя пускать дело на самотек и ждать, что все сложится само собой. Сама по себе может сложиться только «широкая коалиция» — образование столь же «эффективное», как ГУАМ, мысль о спасительности которого, тем не менее, намертво въелась в умы многих украинских политиков.

Кстати, сама мысль о возможности «конструктивного сотрудничества» русофилов и русофобов в рамках «широкой коалиции» стала возможной именно из-за пассивной позиции России. Понятно ведь, что такое политическое объединение «ежа с ужом» возможно лишь на основе достижения внутриполитического компромисса, при условии сохранения в неприкосновенности антироссийской внешней и культурной политики режима.

Безусловно, внешнеполитическую пассивность России на украинском направлении можно объяснить «второстепенностью» этого театра дипломатических действий, хотя США так не считают. Хочу напомнить, чем в российском прошлом заканчивалось такое пренебрежение к второстепенным направлениям. До 1904 года российская дипломатия также считала Японию далеким второстепенным государством и концентрировала свои усилия в Европе, реально вершившей тогда судьбы мира. Закончилось все это бездарно проигранной русско-японской войной. Травма, нанесенная цусимской катастрофой, постигшей в ходе этой войны русский флот, до сих пор отражается на психологии советских и российских флотоводцев, не проведших с того времени за 100 лет силами флота ни одной стратегической операции, сравнимой с Перл-Харбором, битвой в Коралловом море, сражением за атолл Мидуэй или битвой в заливе Лейте.

Я вижу лишь одно логическое объяснение странной пассивности России в отношении дипломатической агрессии, развязанной в отношении Украины Соединенными Штатами, — боязнь упреков во вмешательстве во внутренние дела независимого государства в сочетании с надеждой, что «оранжевый» нарыв сам рассосется под влиянием здравого смысла украинских избирателей. Однако, как показали события в Югославии, Киргизии, Грузии и Украине, здравый смысл не может противостоять современным политическим технологиям, особенно если они целенаправленно используются в своих интересах мировой державой и щедро спонсируются.

Оптимизм внушает тот факт, что Россия дала, пожалуй, первый за последние пятнадцать лет адекватный ответ американской дипломатии и не только заявила, что будет рассматривать признание независимости Косово как международно-правовой прецедент, касающийся в том числе Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья и других горячих точек на территории бывшего СССР, но предприняла ряд действий, подтверждающих серьезность ее намерений. Точно так же американская теория правомерности «гуманитарного вмешательства» для «распространения демократии» постепенно, хотя и замедленно, получает противовес в виде российской теории правомерности «гуманитарного вмешательства» для защиты соотечественников.