– Все у них там, как у наших. Немки только более раскованы, более доступны, а это и хорошо, и плохо. Обычно интересно то, что недоступно, либо, кажется таковым.
Яйценюху хотелось здесь познакомиться, и он делал такие попытки, но дамы, сидевшие за столиком, обычно попарно, смотрели на него пристально, разражались хохотом, говорили одно и то же: dumm (дурак). Он держал при этом руку в кармане, низко наклонялся и уходил к своему столику, за которым сидел посол Сосиська.
– Хочешь, я подойду и скажу, кто ты есть, и успех будет обеспечен?
– Спасибо, Сосиська, не нужно. Премьер…это знаешь, величина, а вдруг покушение, а меня завтра ждет Муркель, как она без меня, что она будет делать, если я не появлюсь?
– Да, ты прав. Но если давно у тебя никого не было, можем сходить в бордель, там такие красотки, закачаешься.
– Во, это другое дело. Давай собирайся.
На следующий день в два часа, когда он вышел из автомобиля и направился к входу во дворец, где обитала Муркель, толпа встретила его с плакатами: «Убийца, убирайся вон!», «Руки прочь от Донецка!» «Зачем убиваешь детей?»
Посол Сосиська схватил его за руку и прибавил шагу. Яйценюх так согнулся, что голова оказалась почти у колен, он боялся, что в его лысый кумпол полетит булыжник, как он тогда будет общаться с Муркель?
Охранник нес его чемодан, согнувшись. Два булыжника стукнули, получился звук похожий на битье стекол. Но Яйценюх не поворачивался. В посла полетел один камень, а в него, гада, ни один.
Канцлер встретила Яйценюха скупой улыбкой, но при этом сказала:
– Ты, Яйценюх, не сердись. Иногда и мне попадает. Вы в Киеве понимаете демократию в том ее виде, когда вы народ лупите по головам, а он молчит. А у нас все наоборот, нас, руководителей лупят, и мы обязаны молчать.
– Ого, значит вам достается. К черту такая демократия. У нас все наоборот. Мы под Донецком лупим из пушек, да все по головам, да по головам. Иногда ногу оторвет, иногда прямо в сердце, иногда руку оторвет от тела. Приезжайте к нам, наберетесь опыта. Можете и Бардака взять с собой. А то у него искаженные представления о демократии.
– Яйценюх, ты молодец, у тебя все наоборот. Потому я тебя и пригласила. Чтоб вручить медаль за храбрость. Лупи этих, как их москово…
– Москалей, – подсказал Яйценюх.
Помощники Ангелы Муркель внесли несколько бокалов пива и какое-то сушеное тесто, твердое как высушенная щепа.
– Я бы перекусил, – тихо пожаловался Яйценюх послу Сосиське.
– Потерпи. У немцев другие обычаи. Если ты пришел к ним в гости, они тебя никогда не покормят. Пива, сколько хочешь, хоть ведро, а вот кусок колбасы ни за что.
– Фу, жадные, – брякнул Яйценюх.
– Что значит жадные? – спросила Муркель.
– Жадные – значит хорошие, добрые, – солгал Яйценюх и залпом выпил бокал пива.
– Нох айнмаль! – воскликнула хозяйка.
– Благодарю вас, – сказал Яйценюх, протягивая руку.
Спустя какое-то время Яйценюх повторил: нох айнмаль!
Ему налили еще.
– Послушай, хозяйка, а можно из горлышка?
Ангела широко распахнула глаза. Но в это время в ее кабинет вошел Яруш в сопровождении министра иностранных дел Штайнмайера.
Ангела захлопала в ладоши.
– Будем награждать медаль.
Яйценюх услышав эти слова, подошел к Ярушу, чтобы поздравить его и увидел вчетверо сложенную бумагу, понял, что это текст речи на церемонии вручения медали. А у самого не было этой речи. А, решил он, без подготовки скажу речь, подумаешь? Я всегда это делаю в парламенте на заседании совета министров. И здесь тоже обойдусь. Экспромтом лучше.
– Госпожа Муркель! – начал он речь, но Муркель подняла руку кверху, что значило стоп.
– После награды скажешь речь, – подсказал посол Сосиська.
– Это есть правильно, – добавила Муркель.
Она сама поднялась с кресла, ей на позолоченном блюдце принесли две медали за отвагу, и она начала читать текст на немецком языке. Переводчица тут же переводила.
– Уважаемый Зайчик Крулык, мы наградить тебя медалью за отвагу, и желаем тебе очистить Донецк и Луганск от бандитов, сепаратистов, бандеровцев.
– Я не согласен, – сказал Яруш. – Это бандеровцы должны очистить территорию от сепаратистов, а не наоборот.
– Э, какая тебе разница? – сказал посол Сосиська. – Молчи, сиди, а то процесс нарушишь.
– Was ist das? – спросила Муркель.
– Яруш вспомнил, что ему сегодня надо быть в Донецке, а он находится в Берлине. Не обращайте на него внимания, у него не все дома, – сказал посол по-немецки.
78
Трупчинов никогда не думал, что ему придется убивать своих же граждан за то, что они думают иначе, чем думают его соратники, его невольные соратники, волею судьбы, ставшие его единомышленниками. Он, уроженец Днепропетровска, вырос в семье, где к бандеровцам относились отрицательно и вообще, само слово бандеровец, было ругательным словом. И вот теперь, когда он стал Председателем Верховной Рады, а заодно исполняющим обязанности президента страны, он был загнан в угол.