Украина.точка.РУ (СИ)

– Поспорили, что? – удивился он и провёл той же ладонью по «ежику» на голове.

Справа от макушки у него темнел плохо залеченный ожог.

– Вот эта добропорядочная женщина, – объяснили ему, – сказала, что если вы закажете ровно сто пятьдесят граммов конька и если из Киева вынесут гроб, то война закончится!

– Не может быть! – рефлекторно воскликнул милиционер. – Что, всё так просто?! – С его лица сошла краска: – Меня хотели на фронт отправить… Форму выдали… Получается, я поеду домой?!

– Да, представьте себе! Теперь не заберут! – обнадёжили его хором.

– Стоп, стоп, стоп! – закричал бандерлог, который не хотел сдаваться. – А який коньяк ви п'єте?..[109]

Снова наступила напряженная тишина. Всё ощутили разочарование от того, что из-за какой-то ерунды пророчество старухи Клавы может и не сбыться и мобилизация может продолжиться до последнего киевлянина. Негоже умирать там, где тебя не ждут! Негоже умирать за олигархов! Негоже умирать за бандеровщину и за другую сволочь, которая засела за океаном и не даёт обещанных денег.

– Как ты всем, пацан, надоел! – закричали все, кроме двух девушек и милиционера, которые не были в курсе дела.

– Что ты мне налил? – оборотился к бармену милиционер.

Раздосадованный бармен шмыгнул носом и непозволительно долго задержал паузу.

– Ну говори![110] – потребовал бандерлог, которому издалека не было видно, из какой бутылки наливал бармен.

– «Коктебель», – удручённо ответил бармен.

Раздались аплодисменты. Старуха Клава встала и театрально раскланялась:

– Всё в руках божьих!

– Правильно! – поддержали её. – К чёрту мобилизации! Пусть майданутый воюют, и всякие там вальцманы-кровавые, а нам и так хорошо. Вот ещё в Евросоюз вступим, заживём, как у Христа за пазухой!

Пока публика разбиралась с этим вопросом, Цветаев тихо спросил у бармена:

– «Коктебель»?..

– Ага.. – беззастенчиво кивнул бармен. Что-то в его взгляде было такое, что давало ему моральное право не боялся разоблачения.

Цветаев понимающе усмехнулся. Похоже, он один видел, что в тот момент, когда милиционер проверял ширинку, бармен налил ему не «Коктебель», а банальный, хоть и дорогой «Шабо».

– У меня белый билет, – не моргнув глазом, сообщил бармен.

– Поздравляю, – сказал Цветаев.

– И пупочная грыжа…

– Неоперабельная? – со знанием дела уточнил Цветаев и, вспомнив о дурной привычке, почесал шрам на груди.

– Да… А у тебя?

– Спанделопатия.

– Ага… – понимающе кивнул бармен. – У моего брата на всякий случай сосудистая деменция, флегмона и заражение крови, а ещё он инсценирует «донбасским синдромом»: при малейший более-менее громком звуке у него происходит калоиспускание, он норовит куда-нибудь забиться и делает вид, что не контролирует себя.

– Такого точно не возьмут, – с сознанием дела сказал Цветаев.

– Что ты! – воскликнул бармен. – Повестку прислали. А я… – вдруг доверительно наклонился он, – я просто сбежал «оттуда» и живу под чужой фамилией.

– В смысле, дезертировал? – уточнил, отстраняясь, Цветаев.

– Прихватил документы двухсотого. Официально я покойник. Меня нет, я не существую. Я остался в «южном ящике»[111], но зато живой. Вот так-то!

– Это там так загорел?

– Ну да, ничем не смывается.

– А не боишься рассказывать мне?

– Нет, ты же свой!

– В смысле?

– Видел я тебя «там», только с другой стороны. Мы с тобой супротив стояли.

– Похоже, – удивился Цветаев и понял, что видит перед собой «пушечное мясо» в чистом виде, с такими даже никто не заводил знакомства, чтобы не привязываться и не сожалеть о дружбе. Повезло парню, обыграл он смерть, теперь играет в игры с хунтой на Банковской.

– За встречу по сто пятьдесят? – предложил бармен.

– Давай!

Бармен налил от души, и они выпили.

– Больше воевать не буду и тебе не советую, – сказал на прощание бармен.

– А я и не воюю, – признался Цветаев, – я теперь санитаром служу.

– Где?

– В Подольской клинической.

– Хорошее место, – доверчиво согласился бармен, хотя Цветаев, конечно же, под словом «санитар» подразумевал совсем другое. – Главное, на фронт не заберут. Надо будет на заметку взять, может, пригодиться.

Между тем, публика, охваченная естественной потребностью разнести по округе сногсшибательную новость, стала поспешно покидать кафе. И только один молодой бандерлог потеряно сидел на месте. Кажется, он горько рыдал, закрыв лицо руками, потом вскочил:

– Я вас, гадів, спалю![112] – закричал он, обращаясь к бармену, но даже те, кто еще не вышли из кафе, ему не поверили, он был крайне неубедителен.

Цветаева осенило: огонь! Вот что нужно для дела! Оказалось, всё просто, как всё гениальное, оставалось проверить детали. Забыв допить кофе, Цветаев выскочил из кафе, потом – через вторую арку в переулок, свернул на улицу Городецкого и почти добежал до Крещатика, здесь ещё раз свернул налево во двор нужного ему дома.