Украина в огне

Два первых месяца после призыва благополучно канули в небытие. Позади — немало: первые безответные пиздюлины от познавших законы выживания старших товарищей с широкими лычками и, по умолчанию, имеющих право на все узкоглазых земляков с бескрайних югов Союза; дизентерийные, ошпаривающие жопу, зелено-желтые среднеазиатские поносы на бесконечной, перекрытой бревнами и досками траншее полевого туалета; падение внезапно побелевшим, вытянутым в напавшей вдруг зевоте ебалом в песок — от тепловых и солнечных ударов; легкие пробежки во все еще стирающей ноги до мяса кирзе на смешные, для новобранцев, дистанции в каких-то сраных шесть километров по утреннему холодку — всего плюс тридцать, о чем тут разговаривать; и, наконец-то, вершина познания этого всеохватывающего явления под священным и многогранным термином «армия»: четыре кусочка просвечивающего на свет хлеба в сутки как питательный базис под полкотелка юшки с тремя гнилыми обрывками капусты, двумя позвонками с хвостом от консервированной в томате кильки и несколькими, с трудом дрожащими на чуть теплой поверхности, полупрозрачными пятнами якобы жира.

Только что закончился вечерний развод. Ночью — сдача зачета. Выпускной экзамен КМБ[124]. Лысое Братство с чувством глубокого удовлетворения, вместо обычного киносеанса, уже прослушало занимательный полуторачасовой конкурс ритуального камлания замполитов. Победил начпо[125]. Кто бы сомневался: шаман, однако!

Наша коробка у самого края плаца — первый батальон. Пехота. Первая рота — моя, родная — гранатометчики. Вторая — пулеметчики. Третья — снайперы.

Третью видно сразу: у каждого четвертого на брови правого глаза — полукруглый подживающий рубец. У каждого десятого — левого. Это — понятно… Войну начать на окраинах огромной страны, техники на миллиарды в топку кинуть — легко. Сто копеечных резиновых наглазников выдать на учебную часть или штатные в Туркестанском краснознаменном[126] панамы вместо несуразных, под сумасшедшим азиатским солнцем, пилоток — напряг. Впрочем, о чем это — я?! Наглазники, панамы — подумаешь! Через две недели я приеду в 860-й отдельный мотострелковый полк. Пункт постоянной дислокации — район города Файзабад, провинция Бадахшан. Все горные долины, как назло, раскинулись в двух-трех километрах над уровнем моря. Господствующие высоты — до шести-семи тысяч метров. Стык Памира и Гиндукуша. Рядышком Гималаи. Резко континентальный климат. В горах сорок мороза — норма. Зимнее снаряжение: брезентовая плащ-палатка, армейский бушлат — тот самый ватник времен Первой и Второй мировой и байковые портянки под кирзовый сапог. Для любителей продвинутого экстрима — резиновый ОЗК[127] типоразмера: зеленый верх, белый низ. Всё… Какие там перьевики, спальники, горные вибрамы и прочие навороты? О чем — стоны?! Шерстяные носки и свитеры — только в виде награбленных по кишлакам бакшишей[128]. Да и то — пока твой «вшивник» между операциями не найдут отцы-командиры. Попался — ищи новый! И это — в ведущей боевые действия среди высокогорья воинской части! Солдат у нас исконно — раб, зэк и скотина — в одном лице. Безмозглое животное, обязанное преданно вылизывать свою бесценную родину за освященное завываниями жрецов почетное право положить на жертвенник ее очередного капища свое здоровье и саму жизнь. Вот поэтому, наверное, и Россия под большевиками рухнула, и Союз — под партийными иудами… Никак не въедем всем миром в простую истину, что нехрен человека с ружьем раком ставить.

Ну, это сейчас. Тогда — на полигоне, развесив еще здоровые уши, внимательно слушаем командира роты. Гвардии капитан Солебродов четок, быстр и конкретен.

— Значит, так, воины. Мы не можем провалить зачет. Не имеем морального права. Надеюсь, это понятно. Поэтому! За роту будут отстреливать лучшие стрелки. Четыре названные фамилии — шаг вперед…

Вторым по списку звучит Деркулов. Удивительно, что не первым… Нас обучают стрельбе из «РПГ-7» с оптическим прицелом. Правда, наш граник в Афгане практически не используется — незаконные военизированные бандформирования на бронетехнике, как назло, не катаются, а создать осколочную гранату под существующий гранатомет — тямы еще лет десять не хватит. Это же вам не очередная орбитальная станция! Ну да кого это волнует… Стреляем мы, в среднем, на двести-триста метров. Как можно промазать по искореженной махине прославленного отцами «Т-34», я просто не представляю. Сам гранатомет по сложности занимает промежуточное положение между ломом обыкновенным и большой совковой лопатой. Ну и традиции, как без них… У меня, сына бывшего фронтовика, преподавателя ПТУ с полноценным кабинетом НВП[129], первая воздушка, голубая и недосягаемая мечта любого моего сверстника, появилась на период летних каникул годика в три. Я разговаривал менее четко, чем подходящей по калибру дробью стабильно дырявил на импровизированной мишени бежево-пластмасовых пупсиков моей белугой ревущей племянницы.

Солебродов смотрит на нас подобревшим взглядом кашалота: