Украинская трагедия. Технологии сведения с ума

Цифры показывают, насколько политизирован языковой вопрос. Еще в 1994 году Леонид Кучма шел на выборы под флагами языкового и культурного равноправия. От выборов к выборам вопрос языка поднимали, желая получить политические бонусы, но после выборов его убирали в долгий ящик — до следующих выборов. Политики Юго-Востока думали, что открыли секрет проведения универсальной предвыборной кампании.

Не менее остро проявляются внешнеполитические противоречия: 45 % жителей Украины поддерживают создание общего государства с Россией при 46 % против.

Однако на Донбассе сторонников 84 %, на Юге — 62 %, на Востоке — 49 %. При этом просматривается ядро радикальных противников (ответ «однозначно нет») на Востоке (14 %) и на Юге (19 %). На Севере, куда исследователи относят и Киев, и на Западе доминируют радикальные противники союза с Россией — 45 и 68 % соответственно.

В данных цифрах интересно то, что в реальной политической повестке Украины вопрос создания единого или хотя бы союзного государства, как с Беларусью, никогда не стоял.

Следовательно, сторонники отталкивались от собственных представлений, которые были фактически нелегальны в официальной политике. Можно утверждать, что данная категория граждан поддержала бы любые формы интеграции с Россией.

Показательно и отношение к размещению Черноморского флота России. Идею сохранить его в Крыму поддерживали 45 % при 41 % против. При этом на Юге сторонников было 74 %, а на Донбассе — 86 %.

Принцип № 14 Политическое языкознание и евронационализм

Украинских политиков с Юго-Востока/Новороссии погубил языковой вопрос. Общество Украины начиная с середины 1990-х, когда немного оправилось от гиперинфляции, ценового шока и рэкета, постоянно сигнализировало политической элите: «Решите языковой вопрос!»

Вопрос русского языка оказался шире, чем практическое удобство.

Во-первых, города Новороссии на уровне культуры, научных связей и производств были завязаны на русский язык как мировой. Вопрос языка являлся вопросом сохранения уровня цивилизации, который выражается в достижениях науки и техники, изобретениях и произведениях искусства мирового уровня.

Во-вторых, двуязычность Украины была естественна, как и федеративность. Имелась территория, где 90 % говорили на русском, и территория, где для 90 % родным был украинский. Эти территории несоразмерны, потому что по населению одна русскоязычная Донецкая область равнялась самой украиноязычной Галиции (три области). Вопрос статуса русского языка был вопросом равноправия. Языковой вопрос долгие годы оставался маркером на национализм.

С президентских выборов 1994 года встал политический вопрос о русском языке. Однако Леонид Кучма, пообещавший статус русскому языку, не спешил выполнять данное обещание. В дальнейшем сложилась традиция: политики Юго-Востока обещали разобраться с несправедливостью, но откладывали это до следующих выборов. Эта простейшая политтехнология считалась универсальной и безотказной, как автомат Калашникова.

Хотя нельзя сказать, что усиливался украинский язык. Литература мельчала. Музыка была первосортной, потому что высший сорт уезжал в Москву. Наука и образование на мове откровенно деградировали. Но не потому, что украинский язык ущербный. Просто приходилось все переводить с русского и обратно, из-за чего вымывалось содержание.

Единственная сфера, где украинский язык действительно агрессивно вытеснял русский, — госуправление. Поэтому языковое сопротивление проходило и на городском уровне. Так, в Харькове еще в 1990-х годах с помощью городского референдума и решения горсовета определили русский как язык делопроизводства и образования. В Крыму пользовались тем, что в республиканской конституции зафиксировано триязычие — русский, украинский и крымско-татарский.

Одновременно вокруг языка разворачивался иной политический дискурс — антиколониальный. Так как Украина была колонией России и Москва всегда угнетала, русский язык — не просто язык, а имперский инструмент угнетения. Именно так ставил вопрос евронационализм, который в условиях идеологического вакуума заполнял пустоты в головах политиков, чиновников и коммерсантов. Следовательно, носители русского языка являются либо угнетенными жертвами, либо угнетателями. В идеологии евронационализма вопрос о статусе русского языка — вопрос не равноправия, справедливости и доступа к мировой культуре, а вопрос лояльности к Украине. Если ты угнетаемая жертва, признай себя таковой и переучивайся. Если ты — угнетатель, с тобой иной разговор.

На уровне схемы с языком становится понятно, как общество Украины вступило в фазу ненормальности. Языковой вопрос, подобно земельному, уже более 100 лет на повестке дня. И еще ни одной власти не удалось его решить гармонично — ни русификаторам, ни украинизаторам. России предстоит это сделать на постУкраине, и не в одиночку, а в сопровождении истерики Запада о русификации и нарушении прав носителей украинского языка. Придется устанавливать языковое равноправие, стиснув зубы. Потому что язык до Киева доведет.