«8 лет мы с ними сталкивались, но в последнее время зашли “азовцы” и “Правый сектор”. Это уже нелюди. Сосед выходил из дома, так они ему мешок надели на голову. Он из поселка выходил, а перед тем как выйти метров за 100—200, пакет оставил дома. Там документы были. С поселка выходишь, и у нас там пункт украинский стоит, ну вот они мешок ему на голову. Проверили телефон, и все нормально и чисто. Сказали, все — иди.
А он: “Ну, ребята, дайте забрать документы”. Один на него автомат поставил и сказал: “Иди, или мы тебя расстреляем”.
Они же, когда вода кончалась, даже выйти нам не давали. Хотя мы стояли возле дороги, а рядом бочка стояла, но они все равно не дали. У них столько ненависти».
В разделе III «Обращение с лицами, находящимися во власти стороны, находящейся в конфликте» в статье 78 «Эвакуация детей» Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающейся защиты жертв международных вооруженных конфликтов, также указано: «В каждом случае все стороны, находящиеся в конфликте, принимают все практически возможные меры предосторожности с целью избежать создания угрозы для эвакуации».
Собранные Международным общественным трибуналом по преступлениям украинских неонацистов и их пособников (М. С. Григорьев и др.) и Фондом исследования проблем демократии многочисленные свидетельства жертв и очевидцев доказывают. что в районах боевых действий украинские вооруженные силы и нацподразделения не только не предпринимали мер с целью избежать создания угрозы эвакуации, а целенаправленно препятствовали эвакуации, в том числе уничтожая и обстреливая участвовавших в ней женщин и детей.
Целый ряд жертв и свидетелей украинских преступлений подробно рассказывают, как ВСУ целенаправленно и в пределах прямой видимости вели огонь по ним и другим эвакуируемым.
«Эвакуировали нас штурмовые отряды под обстрелами, когда украинцы были совсем рядом и видели, что русские зашли. По ним ложились мины и снайпера били, несмотря на это ребята из штурмового отряда несли лежачих бабушек в одеялах. Ребята погибали, спасая чужую жизнь, но при этом они спрашивали, где мирные, и доставали их. По рации постоянно слышали 200, ребята погибали. В нашем населенном пункте они вытащили всех. У нас было две лежачие бабушки, так они притащили их в простынях. Притом что дома у нас всех были разрушены и по колено все было в кирпичах, провода оборванные и деревья посеченные. Бежать без ничего было тяжело, а нести еще и человека это еще тяжелее. Спасибо ребятам, которые были в обвесе, но все равно помогали бабушкам и несли сумки мамам, у которых были детки.
Притом что украинцы заявили, что в селе никого нет, там было около 300 человек. Когда Украина сказала, что там никого не было, тогда нам стало действительно страшно. Если украинская власть заявила, что нас нет, то они хотят скрыть свои преступления».
«Я был в больнице. Как раз мне прокапали антибиотики и сказали, что через 5 дней закончится капельница и больше лечения никакого не будет. Смысла нахождения в больнице я не видел, и тут же товарищ сказал, что соседи выехали на нескольких машинах на Виноградное. У них получилось прорваться туда... у кого получилось, а у кого нет. На следующий день он ко мне пришел и сказал, что переговорил с женой и готов выехать. У меня тут уже лечения никакого не было, но делать что-то надо было. Выезжали дворами и прятались. Единственное место, улица Азовстальская, я знал, что там все простреливается.
Там стреляли по людям, которые уходят. Стреляли со стороны Украины, они не давали выехать. Может, нужно было им, чтобы люди оставались там».
«15 марта (2022 года) приехал дядя Ковалев Павел Николаевич из поселка Ялта, вывезти нас к себе.
На своем автомобиле приехал. Забрать меня, брата, бабушку и маму. Загрузили машину вещами, повесили белый флаг, сделали из швабры, намотали белую тряпку и на зеркала намотали белые тряпки, чтоб нас не трогали. Выдвинулись по старой улице Орджоникидзе в сторону Таганрогской трассы.