Содержание вышеприведенных речей Медведева, переданное Левицким по прямому проводу в Киев, тотчас же стало известно Кюльману. 17(30) января он сообщил рейхсканцлеру: «По-видимому, установились связи между делегатами Харьковской рады… и делегатами Киевской рады, так как при определенных обстоятельствах и Харьковская рада, кажется, согласна придавать особое значение национальным украинским интересам и оказывать сопротивление великороссам» {51}
. При этом статс-секретарь был встревожен первыми сведениями о правительственном кризисе в Киеве, опасаясь «радикализации кабинета и… некоторого приближения к позиции большевиков». Вместе с тем он полагал, что «Киевской раде из-за ее неудач… следовало бы быть более уступчивой и согласиться на скорейшее заключение мира», но сомневался, получится ли так, как он находил лучшим {52}.Троцкий, напротив, перед возобновлением переговоров находился в приподнятом настроении. «Мы едем сегодня глубокой ночью в Брест-Литовск в гораздо лучших условиях, чем мы оттуда уезжали, – сказал он 14(27) января в заключительном слове по своему докладу на Третьем съезде Советов. – Мы получаем возможность сказать Кюльману, что его милитаристический карантин… недействителен, чему доказательством являются Вена и Будапешт. Мы не встретим также там представителей Рады, т. к. Центральный исполнительный комитет Советов Украины признал единственными полномочными вести переговоры о мире Совет народных комиссаров. Мы сумеем также опираться на события в Киеве» {53}
.На тему забастовочного движения в Австро-Венгрии читаем в воспоминаниях Троцкого: «Без надежды на успех я сделал в конце января попытку получить согласие австро-венгерского правительства на мою поездку в Вену для переговоров с представителями австрийского пролетариата… Я получил, разумеется, отказ, мотивированный, как это ни невероятно, отсутствием у меня полномочий для такого рода переговоров. Я ответил письмом на имя Чернина». Далее следует полный текст письма, приведенный также в публикации документов Троцкого {54}
. Однако в публикации {55} вся эта переписка представлена за подписью Иоффе. А среди архивных документов имеются не только копии телеграмм Иоффе Чернину, в том числе та, которую Троцкий приписал себе, подлинник ответа за подписью легационного секретаря графа Чаки на имя Иоффе, но и переданная по прямому проводу его записка Троцкому с просьбой дать ему, Иоффе, «возможность поехать на несколько дней в Вену для переговоров с представителями австрийского пролетариата» и для этого направить запрос Чернину, а также ответ Троцкого: «Ваше предложение о телеграмме Чернину с требованием пропуска в Вену считаю целесообразным» {56}.Все это в очередной раз показывает, как мало пригодны мемуары Троцкого в качестве источника по истории брестских переговоров. В них до обидного мало конкретного и фактологически точного материала, зато с избытком сбивающих с толку подтасовок и даже лжи, которая открывается по мере выявления архивных документов.
Но что означало – «опираться на события в Киеве»? С действующим киевским руководством Петрограду не удалось наладить диалог по проблемам размежевания и дальнейших взаимоотношений на бывшем внутрироссийском пространстве. С легализацией в Бресте факта отдельных украинских переговоров выяснилось, что они ведутся в ущерб интересам Советской России. Печать центральных держав, широко публикуя информацию о них, стала открыто рассуждать о том, что украинские переговоры отодвигают на задний план переговоры с петроградской делегацией «и вообще направлены против русских». Хоть как-то восстановить подорванные в Бресте позиции советской делегации мог уход с политической сцены киевского правительства, что по внутриукраинской ситуации было вполне реально и представлялось лишь делом времени. Но в Петрограде не могли ждать и решили действовать наверняка. Такой выход, похоже, предложил Троцкий на совещании ЦК совместно с большевистской фракцией Третьего съезда Советов 8(21) января 1918 года. Сохранились заметки Ленина, сделанные на этом совещании: «а) Троцкий… на юг против Рады? б) соглашение Рады (с герм[анским] имп[ериали]змом) на мази» {57}
.К середине января наступление на Киев стало одной из самостоятельных целей советских войск под командованием Владимира Антонова-Овсеенко. До тех пор советские отряды на территориях, объявленных Центральной радой принадлежащими Украине, действовали из стратегической необходимости создать «заслон» для продвижения войск и проведения операций против донской контрреволюции. Они вытеснили украинские части из района Курска и Орла, где те почему-то считали дозволенным размещаться, вели борьбу за овладение железнодорожными узлами на южной магистрали, чтобы перерезать сторонникам Каледина путь с фронта на Дон, вмешивались в борьбу в отдельных городах, где приверженцы советской власти поднимались против украинской администрации, тем более что в составе советских войск уже были украинские части, сформированные под эгидой харьковского правительства, – полки Червоного казачества.