Украинский Брестский мир

Вместе с тем Троцкий указал на новые обстоятельства, круто меняющие дело: им получена телеграмма, на основании которой вопрос о самостоятельном участии киевлян должен, по его словам, «почитаться в значительной мере как вопрос, относящийся к прошлому, а не к настоящему и будущему» ^{71}. Чернин предпочел остаться в рамках территориальной дискуссии и язвительно заметил, что ему трудно вообразить, каким образом русская территория могла бы вклиниться в область будущей украинско-польской границы и стала бы предметом спора между Киевом и Петроградом. Троцкий в ответ повторил, что делегация Центральной рады и раньше не была против совместного решения территориальных вопросов, тем более не должна возражать теперь, когда положение подкреплено «вновь созданным федеративным правом Российской республики», его признал Всеукраинский ЦИК, представители которого участвуют в советской делегации, а роль самой Рады уходит в прошлое ^{72}.

Кюльман же поинтересовался содержанием упомянутой Троцким телеграммы, на что тот торжествующе поведал: «Решающая часть киевского гарнизона перешла на сторону Советской украинской власти, и вопрос о существовании Рады должен исчисляться очень короткими единицами времени» ^{73}. По-видимому, речь шла о телеграмме Н. А. Скрыпника, направленной из Харькова в Смольный и в Брест 18(31) января в 16 час. 18 мин. и отражавшей ситуацию начала киевского восстания: «В Киеве сейчас произошло восстание против Рады. Три полка – [имени] Шевченко, Богдановский, Георгиевский, вся артиллерия за нами. Арсеналы взяты. Остальные полки отказались идти против нас» ^{74}.

Между тем в Киеве восстание, начавшееся уже после отъезда делегации Центральной рады в Брест, развивалось следующим образом. Помимо Печерского района, где располагался «Арсенал», возникли самостоятельные очаги восстания на Шулявке, Демиевке, Подоле, в руках восставших оказалась железнодорожная станция Киев-Товарный. 17(30) января была объявлена всеобщая стачка. В городе не стало электричества, воды, хлеба из пекарен, замер городской транспорт, но руководство Центральной рады вновь отказалось от переговоров с повстанцами.

На другой день красногвардейцы с Подола, поднявшись по Андреевскому спуску, повели наступление в центр города, заняли главный телеграф, Старокиевскую полицейскую часть и после полудня оказались уже в нескольких сотнях метров от здания Центральной рады. Пули пробивали ее стеклянный купол, а депутаты, укрывавшиеся от шальных попаданий вдоль стен, утверждали новое правительство во главе с В. А. Голубовичем и даже не надеялись, что удастся еще раз собраться, чтобы провести следующее заседание. Рада уцелела, «хотя на волосок от гибели была», прокомментировал ситуацию киевский телеграфист, державший связь с Брестом ^{75}.

Ночью сечевым стрельцам-галицийцам из бывших военнопленных австро-венгерской армии под командованием ставших широко известными в последующие десятилетия Е. М. Коновальца и А. Мельника удалось выбить повстанцев из центра. Галицийские сечевые стрельцы оставались почти единственными защитниками Центральной рады. О состоянии войск, помимо тех частей, которые открыто стали на сторону повстанцев, говорил под грохот пушек на заседании Рады 19 января (1 февраля) видный деятель УСДРП Б. Н. Мартос: «Наша беда в том, что хотя вся Украина и все войско кричит „Слава Центральной раде!“, однако если нужно стать на защиту Центральной рады, то целые полки либо объявляют, что они стоят в стороне (нейтралитет), либо ждут до последней минуты» ^{76}.

Положение в городе стало меняться, когда с Северного фронта прорвался украинизированный Гордиенковский полк, а затем из Левобережья под командованием Петлюры отступил отряд с громким наименованием Гайдамацкий стан Слободской Украины, в котором, впрочем, активную роль играло также подразделение галицийских сечевых стрельцов под командованием Р. Сушко. Они-то, войдя в Киев, и окружили «Арсенал» ^{77}. Исчерпавшие боеприпасы арсенальцы стали сдаваться. Но не все. Женщины-работницы сквозь цепи осаждавших в карманах подносили оставшимся патроны, вспоминал один из руководителей Киевского совета ^{78}.

В ночь с 21 на 22 января (3–4 февраля) понадобился штурм завода. Полегло около 300 защитников, от 300 до 500 человек было взято в плен. Очень много жертв оказалось среди мирного населения. Об этом по горячим следам 22 января (4 февраля) рассказал киевский телеграфист своему коллеге в Бресте. На месте были расстреляны члены Военно-революционного комитета и другие активисты. Всего, по советским данным, в ходе подавления восстания погибло свыше полутора тысяч человек ^{79}.