Украинский Брестский мир

Считалось, что 22 января (4 февраля) с восстанием было покончено. Однако тот же телеграфист вечером в разговоре по прямому проводу с Брестом рассказывал, что большевики-повстанцы еще окопались в районе киевской бедноты – на Куреневке у железнодорожного моста. Сам он утром шел из пригорода – Ирпеня пешком и у политехнического института попал под пулеметный огонь, часа полтора пришлось лежать во рву. По ходу разговора этот рассказ об уже случившемся превратился в репортаж о сиюминутных новостях: телеграфист сообщил брестскому собеседнику, что из-за Днепра послышался гул артиллерии, пока неизвестной принадлежности и неясного направления обстрела ^{80}. Через некоторое время выяснилось, что это на левый берег в районе Дарницы вышли передовые советские части. Таким образом, внутригородское восстание против власти Центральной рады сменилось осадой войск харьковского правительства.

Возвращаясь к событиям 18(31) января в Бресте, заметим, что туда наконец добрались Севрюк с Любинским, и Чернин предложил обсудить создавшееся положение с их участием на следующем пленарном заседании 19 января (1 февраля).

Почти одновременно с киевскими делегатами в Брест из Стокгольма через Берлин якобы с дипломатической почтой от австрийского посла к министру Чернину пожаловал под именем Савицкого бывший член Союза освобождения Украины, давний эмигрант, украинский эсер Н. К. Зализняк. Его задачей было закулисными средствами наладить взаимопонимание между маститыми имперскими дипломатами дунайской монархии и киевскими неофитами, пробивавшимися на международную арену. Еще одним полезным, по словам Любинского, помощником украинской делегации стал профессор Вольдемар (А. Вольдемарас – бывший доцент петербургского университета, правый литовский национальный деятель, допущенный немцами в Брест в качестве представителя Литовского национального собрания – тарибы, образованной по распоряжению немецких оккупационных властей. В ноябре 1918 года он возглавил литовское правительство, в 1926 году установил в Литве диктатуру правого толка).

По приезде Зализняк первый визит нанес Чернину, сразу поручившему ему выяснить, готовы ли настойчивые в своих требованиях киевляне заключить отдельный мир с государствами Четверного союза. О результатах граф хотел узнать как можно скорее, даже если это выяснится поздно ночью. От киевских делегатов новоявленный посредник узнал, что «дела на Украине обстоят довольно плохо… украинские войска не хотят воевать с большевиками», а сами делегаты имеют устную инструкцию председателя Центральной рады Михаила Грушевского как можно скорее подписать мир, чему всеми силами вредят большевики, а немцы с австрийцами затягивают переговоры ^{81}.

Зализняк был не единственным посредником между австрийским министром и киевлянами. Генерал Гофман сразу заметил, что утонченному богемскому аристократу «молодые представители киевской Центральной рады были глубоко несимпатичны… ему было чрезвычайно неприятно вступать на равной ноге в переговоры с сошедшими со студенческой скамьи гг. Любинским и Севрюком» ^{82}.

Но Австро-Венгрия, где наступил настоящий голод, все более была заинтересована в скорейшем заключении договора с правительством Украинской центральной рады, и генерал организовал неофициальную встречу украинцев с австрийским министром. Чернин попросил их на следующем пленарном заседании, не стесняясь, высказать большевикам украинскую точку зрения ^{83}. Зализняк невысоко оценил последствия этой встречи. Он вспоминал потом, что его подопечные перед пленарным заседанием оставались в состоянии подавленности: под влиянием киевских событий, появления в Бресте харьковской делегации, с одной стороны, и уничижительного намерения центральных держав объявить о признании Украинской народной республики лишь в тексте мирного договора – с другой, они сомневались, удастся ли извлечь пользу из факта провозглашения независимости Украинской республики.

Но закулисный советник все же укрепил их в намерении выступить, опираясь на IV Универсал, с требованием немедленного признания суверенитета Украинской республики, после чего вновь отправился к Чернину. Граф легко принял этот план, заверил, что Кюльман тоже не будет чинить трудностей, и пообещал заранее ознакомить с содержанием австро-германского заявления по украинскому вопросу ^{84}.