Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Щорс взял стоявшую в углу винтовку деда и молча передал внуку. Потом пожал ему руку и сказал:

— Насчет заговоров это ты выкинь из головы. Помни, что дед твой был хороший стрелок…

В эту же ночь замерзли на посту еще два красноармейца. Их хоронили на рассвете. Вьюга продолжала бушевать. Щорс стоял над могилой с непокрытой головой. Когда бойцов опустили в могилу, он сказал только одну фразу:

— Богунцы замерзают на посту, но они никогда не покидают пост.

Начались серьезные бои. Еще в Новозыбков полк вступил, как на парад, торжественно встреченный местными рабочими, но Городню уже пришлось брать с боем, а у Седнева отчаянные атаки богунцев несколько раз захлебывались в огне. Здесь дорогу на Чернигов закрывали офицерские части гайдамаков. Только с наступлением темноты полк, во главе со Щорсом, ворвался в местечко, из которого гайдамаки, бросая орудия, пулеметы, обозы, бежали по дороге на Чернигов.

Ведя полк в атаку, Щорс всегда был впереди. У него было несколько нигде не записанных, но твердых, обязательных для всех правил. Одно из них гласило: «Командиры и коммунисты должны быть всегда впереди».

Людей, которые уклонялись от этого правила, Щорс презирал, в полку они долго не удерживались. Однако, он не любил красоваться своей отвагой. Удалым атакам, рассчитанным на эффект, он предпочитал обдуманность и расчет, ошеломляющую внезапность нападения.

В полдень 12 января Чернигов был взят. Операция повторилась седневская. Там участвовали конная разведка да одна рота, а здесь — весь полк. Первый батальон, на санях, с пулеметной командой и конниками, дав за ночь двадцативерстный кружный путь, на рассвете вышел к Десне и перекрыл шоссейную дорогу на Киев, второй батальон ворвался в город по гомельскому шоссе; третий наступал на восточную окраину. Полуокруженные петлюровцы на улицах не оказывали сопротивления. В помощь наступающим выступил подпольный ревком. Упорный бой завязался на Десне, за Киевский мост. Стемнело уже, когда Николай по льду повел батальоны в атаку…

Генерал Терешкович, командовавший гетманским корпусом, расположенным в Чернигове, был убежден, что красные еще далеко. Чтобы поднять настроение офицерства, он решил устроить банкет. А в это время Богунский полк стоял уже в нескольких километрах от города.

Из окон губернаторского дома лился на улицу яркий свет, доносились звуки бравурной музыки. Бал был в разгаре, когда Щорс с конным эскадроном подошел к губернаторскому дому. Бесшумно снял часовых, оцепил здание и в сопровождении одного только адъютанта поднялся по широкой мраморной лестнице. Двери в танцевальный зал распахнуты. Тысячи радужных искорок вспыхивают в хрустальных подвесках, которые, точно льдинки, свисают с пирамидальной люстры. На хорах играет духовой оркестр. По залу кружат офицеры в ярких мундирах, девушки в белых воздушных платьях. Они выписывают замысловатые фигуры на скользком паркете. Вдоль стен — старики во фраках, в цветных свитках.

С улицы ударил винтовочный залп: так было условлено со Щорсом. В зале поднялся переполох. Танцующие кинулись к стенам, музыка замолкла.

Поднялся во весь свой огромный рост генерал Терешкович.

— Сечевики балуются, — сказал он и, распахнув дверь на балкон, крикнул: — Прекратить стрельбу! Перевешаю вас, бисовых сынов!

Тут выступил вперед Щорс, стройный, подтянутый, в черной кожанке и с красной звездой на кожаной фуражке.

— Кончайте бал, — сказал он спокойно. — Большевики пришли.

Генерал бросился в открытую дверь смежной комнаты и исчез в темноте…

Богунцы стремительно ворвались в город. Начался бой на улицах. Застигнутые врасплох гайдамаки не могли оказать серьезного сопротивления. На одной из центральных улиц взвод богунцев во главе со Щорсом преследовал отступавших юнкеров. Было еще полутемно. Падал снег. Верхом на лошади метался какой-то генерал. Как выяснилось потом, это был скрывшийся Терешкович. Приняв богунцев за петлюровцев, он гневно накинулся на них:

— Що ж вы робыте, паны атаманы? Вы ж щэ не бильшовыки! Мы ж боремся з вамы за одну идею.

— Продерите очи, пан генерал, — сказал Щорс, подъезжая к нему на лошади. — Я же ведь уже говорил вам, что город занят красными.

— Что за глупые шутки!.. — Генерал сразу заговорил по-русски.

— Шутить я не собираюсь, а расстрелять прикажу.

В это время на одной из соседних улиц духовой оркестр вдруг заиграл «Интернационал». Дело произошло так: гайдамацкий оркестр, бежавший из губернаторского дома, попал под пулеметный огонь. Музыканты распластались на снегу, пряча головы за медные трубы. Богунцы, прекратив огонь, приказали музыкантам встать и играть «Интернационал». Приказание было выполнено моментально. Повеселевшие музыканты стали по местам. «Интернационал» они сыграли отлично.

Богунцы-конвойные, оставленные при оркестре, сейчас же завязали с музыкантами дружескую беседу. Оказалось, гайдамацкий оркестр, ожидая прихода красных, сумел тайком разучить «Интернационал».

Беседу прервал Щорс, прискакавший со своим адъютантом.

— Молодцы, хлопцы! — крикнул он. — Зачисляю в штат полка! Адъютант, пиши приказ. Конвой, шагом марш! Оркестр — «Интернационал».