Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

До Киева оставалось около двадцати километров. Петлюра еще надеялся отбросить красных. На подступах к Киеву он сосредоточил все свои наиболее боеспособные части. Густые колонны петлюровцев перешли в наступление. У села Бровары разыгрался упорнейший бой. Под ураганным огнем рвущегося вперед врага богунцы с трудом удерживали свои позиции. Кое-кто уже поглядывал на Щорса, ожидая его приказа об отходе. Но Щорс как будто не замечал этого.

В один из самых напряженных моментов боя Щорс наблюдал в бинокль за полем, битвы, выбирая направление для контратаки. Заметив недалеко петлюровский пулемет, он показал на него плеткой стоявшему рядом командиру батареи:

— Снять пулемет.

Только он сказал это, как вдруг плетка куда-то исчезла. В руках Щорса осталось лишь «козлиное копытце». Плетку срезал снаряд. Он влетел в окно стоявшего рядом домика и разорвался внутри. Щорс, удивленно посмотрев на зажатое в руке «козлиное копытце», сказал:

— Что-то в ушах у меня сильно звенит, — и снова поднес к глазам бинокль.

В этот момент Щорс, видимо, даже забыл, что он стоит под вражеским огнем. Он просто не замечал рвавшихся вокруг него снарядов. И никто не смел ему указать на это. Каждый богунец, лежавший рядом в цепи, знал, что сейчас вся воля Щорса, все силы его ума сосредоточены на одной мысли: победить.

Щорс внимательно смотрит в бинокль, наблюдая за боем. Идут петлюровские полки. Правым флангом они охватывают деревню Княжичи, левым — упираются в Днепр. Там правый фланг богунцев, они встретили врага дружным огнем. Начали постреливать и на левом фланге.

Второй и третий батальоны богунцев рвутся в бой. Командиры шлют к Щорсу ординарцев: «Начинать?» Но Щорс молчит. Минуту, две. Он заметил, что перед Княжичами вышла какая-то заминка. Сечевики подошли к ней почти вплотную и вдруг остановились, отступили. Отступают петлюровцы и с левого фланга, и все они перемещаются к центру.

В любом бою возникают мелочи, детали, которые в зависимости от быстрой реакции на них полководца могут в корне изменить результат всей операции. В общей обстановке не произошло ничего такого, что бы бросилось в глаза, но настоящий полководец именно тем отличается от рядового командира, что он особым чутьем умеет угадать приближение бури по легкому трепету листьев на кусте. На поле боя не произошло ничего такого, что ставило бы под сомнение добротность выработанного плана операции, но в мгновенном полководческом озарении Щорс уловил победу не там, где он сам и командиры его штаба ее искали.

Он сказал громко:

— Второму и третьему батальону отступить к лесу, — и рукой указал на лесок по дороге на Киев. — Отступить немедленно! — повторил он решительным тоном, видя недоумение в глазах своих штабных.

И было чему удивляться: фланги — крепкие, центр — непробиваемый, а комбриг приказывает оголить центр, приказывает отступить тем, которые привыкли только наступать. Зачем? Почему?

Приказ выполнили. Батальоны богунцев отступили к лесу.

Щорс помчался верхом к конному полку. Не сходя с коня, выехал на пригорок и наблюдал в бинокль, как сечевики, стягиваясь с флангов, всей своей массой набрасываются на центр. Их артиллерия, бьющая откуда-то справа, расчищает перед ними путь ураганным огнем. «Центр» молчит, ибо там, где по расчетам петлюровского командования должны находиться батальоны богунцев, никого уже не было. И молчание неприятеля воодушевляло сечевиков: они двигались сплошной массой, плечом к плечу, растекаясь по долине, прочесывая перелески и заросли.

Когда со стороны Киева прекратился подход новых петлюровских полков, Щорс взмахнул нагайкой:

— Замкнуть кольцо! Фланги в бой!

Сам помчался во главе конного полка, чтобы отрезать попавшим в ловушку сечевикам путь к Днепру.

Двинулись богунцы, таращанцы, новгородсеверцы. Они громили, уничтожали петлюровские роты, полки. Боженко, вздымая снежное облако, несся по полю впереди своей Таращи.

И петлюровцы, разгромленные, бежали без оглядки…

1 февраля в 2 часа дня бригада ворвалась в Бровары. Впервые так тесно, локоть к локтю, сошлись в бою полки-побратимы — Богунский и Таращанский.

Таращанцы соревновались своей славой с богунцами. Но когда командование армией назначило в селе Бровары смотр полков первой дивизии, богунцы, стоявшие на снежном поле против таращанцев, затмили их своей строгой воинской выправкой. Большинство богунцев было в старых, обтрепанных шинелях, многие были в опорках, лаптях, но сразу видно было, что это бойцы регулярной части Красной армии, спаянные сознательной дисциплиной.

Щорс в своей неизменной кожаной куртке, неподвижно стоявший перед строем богунцев, по сравнению с Боженко, лихо гарцевавшим на коне, выглядел очень скромным. На батьке была богатая бекеша, вся оплетенная ремнями, оправленная в серебро шашка. В руке дрожала нагайка.

Спрыгнув с коня, Боженко подошел к Щорсу:

— Здорово, Мыкола!

— Здравствуй, батько!

Пышные усы Боженко не скрывали хитрой улыбки.

— Ну, Мыкола, ось вин, наш древний Киев! — радостно тряс его Боженко. — Кидай клич — утром буду со своей таращой звонить во все колокола, встречать богунцив.