Что же касается «мероприятий по применению особых форм борьбы» против немецко-фашистских захватчиков, то они, как и следовало, излагались в документах четвертого Управления НКВД, специально созданном в сентябре 1941 г. «для организации и руководства истребительными батальонами, партизанскими отрядами и диверсионными группами». И поэтому язвительное замечание автора «Неизвестной войны», что об этом «ни слова» в директиве ЦК ВКП(б), мягко говоря, некорректно. В контексте серьезных и в немалой мере обоснованных обвинений по адресу Сталина и его ближайшего окружения, не подготовивших страну к отражению гитлеровской агрессии, отмеченное замечание представляется тем «довеском», в котором отразилась тенденциозность Чайковского, стоящего на антисоветских и антикоммунистических позициях. Стремление принизить значение партийного руководства — не только дань моде, но и утрата реальных ориентиров в поиске исторической правды. Сказывается это на содержании всего произведения Чайковского, прежде всего в акцентуации негатива при описании партизанского движения и в попытке обелить националистическое движение в западных областях Украины.
Слов нет, оснований негодовать, читая сообщение о провалах советских подпольщиков и партизан, о предательстве и дезертирстве слабых духом более чем достаточно. Но разве во всем этом виноваты только партийные органы, на что напирает автор «Неизвестной войны»? Разумеется, нет. И дисциплина в подполье и партизанских отрядах держалась не на страхе перед своими же товарищами, а на глубоком сознании участниками «малой войны» своего патриотического долга. Если и не всеми, то подавляющим большинством.
Чайковский хотя и отмечает, что «малая война» полностью базировалась на добровольном участии в ней сотен тысяч самых мужественных и самых храбрых людей, которые добровольно, по давнему обычаю славянских народов стали на бой с врагом за независимость Родины, но тут же объявляет их заложниками «тоталитаризма, присущего сталинскому режиму». Что имел в виду автор этой сентенции — то ли не восприятие советскими людьми националистической идеологии, то ли их бескомпромиссную борьбу с гитлеровскими захватчиками и их пособниками — понять нелегко. Ясно лишь то, что никакого тоталитаризма он не нашел на «другом берегу» — в стане украинских националистов, декларировавших в своих программах построение тоталитарного общества под безраздельным господством ОУН по образцу фашистской Италии и нацистской Германии.
Влияние фашизма на формирование идеологии украинского национализма, принявшего в 20-е годы крайнюю форму, названную интегральным национализмом, очевидно. Его отличительной чертой стал полный отказ от прежних демократических и социалистических принципов и переход на принципы националистической диктатуры, заимствованные из теоретического арсенала германского национал социализма и итальянского фашизма. Автор первых двух программ ОУН Микола Сциборский писал: «Сам фашизм — это прежде всего национализм». У них общие цели: уничтожение СССР и мирового коммунизма, построение «нового порядка» в Европе и во всем мире. Украинский национализм, по его словам, «при избрании средств освобождения украинской нации, не ограничивает себя никакими «общечеловеческими» предписаниями «справедливости, милосердия и гуманизма». Этим и объясняется та звериная жестокость, с которой оуновцы «освобождали» украинский народ средствами физического и морального террора и которой автор «Неизвестной войны» не находит объяснения.