Украинский гамбит. Война 2015

— Ну теперь поляки отыграются за все! — воскликнул Игорь Божко и схватился за больное плечо, потому что под колеса попались камни. — И за гибель Леха Качинского под Смоленском, и за катынский расстрел, и за Бандеру, и вообще за все исторические унижения, из-за которых у них комплекс неполноценности. А под шумок захватят Львов и Киев. Старые хозяева вернутся, будут делить дома и землю. То-то будет шуму!

Выступал кто-то из «оранжевых».

— НАТО осознает всю меру ответственности перед свободным миром, — переводил с украинского Игорь. — Оно не допустит кровопролития и захвата Россией восточных территорий Украины.

— Ну это естественно! — прокомментировал Сашка. — А что они еще могут сказать?!

— А вот еще. Некая Яна Будиницкая.

— Счастья всем даром! — послышался радостный женский голос. — Пусть никто не будет обиженным! У нас своя украинская ментальность, которая очень индивидуальна. У нас своя украинская правда, не похожая ни на какую другую правду! А состоит она в том, что надо выжить самому, надо защитить свою семью. И зачем завоевывать соседа? Пусть он себе живет, не вылезая из-за Урала! Все будут счастливы и довольны! А Украина наконец расцветет назло врагам и завистникам.

Костя представил себе старую больную тетку, ковыляющую с палкой по Крещатику.

— Под польским сапогом! — саркастически заметил Божко.

— Лишь бы с кем, только не с русскими, — согласился Костя.

— Какая-то страусиная позиция, — сказал Сашка. — Поляки пришли, а она о мещанстве!

— Да знаю я ее, — сказала Завета. — Приезжала она к нам с культурной программой как писменица.

— И какая она из себя?

— Да такая симпатичная, стройненькая, молодая, между прочим.

— Да? — удивился Костя. — А по голосу не скажешь.

— Я тоже вначале не сообразила, а потом послушала и удивилась. Эта делегация выполняла миссию примирения наций. Говорила она словно на японском языке — то есть, естественно, по-русски, но без всякого смысла, словно уговаривала ребенка. Как они не могут понять, что граница наших ментальностей давно прошла по Днепру? Как не может сойтись правый берег с левым, так и не могут сойтись народы. Потому что не может быть никакого доморощенного счастья за счет принижения других.

— А вот если бы вовремя разошлись еще в девяностых, — заметил Игорь, — то не было бы повода говорить о ментальности.

Тут Костя, конечно, не удержался и процитировал то, что готовил к эфиру:

— И тут загоревали наши патриоты-украинцы. Многие из них хотели найти свое светлое будущее, да не смогли, потому что взросли на злобе, лицемерии и ненависти своих вождей. Да и не такими уж они овечками и были. А была у них своя имперская идея, только они ее прятали и время от времени пытались возродить за счет нацистов, потом — за счет дяди Сэма, а теперь — Евросоюза. Только этого им никто не дозволял. А выращивали их национализм для того, чтобы применить в геополитической борьбе Запад — Восток. Просто им этого не объясняли, а использовали вслепую.

Все рассмеялись, потому что действительно было смешно, и допили водку из фляги Игоря Божко, и кричали, высовываясь в выбитые окна, «Ура!», да так громко, что редкие прохожие шарахались как от чумы, а откуда-то с другого конца Ленинского проспекта, от Южного, ударил крупнокалиберный пулемет, и трассеры пронеслись аккурат туда, где был «оранжевый» концентрационный лагерь.

После стычки на Щорса Костя не осмелился ехать по Ленинскому проспекту, а свернул на Куйбышева. Они долго петляли по узким улочкам в тени цветущих деревьев. Елизавета высунулась в окно и что-то напевала. Теплый ветер развевал ее густые черные волосы.

Но, видать, не один Костя был таким умным: навстречу то и дело проносились машины. На антеннах большинства из них были прикреплены то красные, то голубые ленточки — что означало «свой», хотя голубой цвет уже был дискредитирован бездарной экономической и внешнеполитической позицией правящей партии. В небе между тем кружил вертолет без знаков принадлежности, и Костя с тревогой поглядывал на него. Позади, в районе городского парка, стреляли из крупнокалиберного пулемета, и звук был как у ДШК, да где-то подальше к центру привычно выли сирены, а потом так грохнуло, что в домах задребезжали стекла. Костя предусмотрительно затормозил. Рядом остановилась «тойота-королла» с красной ленточкой на антенне.

— Закурим? — предложил водитель. Правая бровь у него была пересечена глубоким шрамом.

Костя вышел, поглядывая в сторону взрыва. Вдалеке над деревьями появились клубы черного дыма, сквозь который взметнулись языки пламени.

— А я думаю, чего он туда летит? — радостно сказал водитель, делая глубокую затяжку и возбужденно жестикулируя.

Костя вспомнил, что этот район контролируется силами самообороны, что, собственно, было очень логичным, потому что обычно над ним пролегали маршруты садящихся в аэропорту самолетов. Однако это означало и то, что этот же район наиболее вероятно подвергнется ударам или захвату.

— Кто? — уточнил Костя, хотя и так было ясно.

— Да этот… э-э-э… как его? Двухлопастной? Ну, такой вот… — Водитель повертел пальцами двух рук, изображая пропеллеры.