Украинский гамбит. Война 2015

— Надеюсь, хоть за дело? — спросил Костя, выскакивая на пристань и помогая Завете.

— У нас строгий приказ найти вас любой ценой, невзирая на человеческие потери. Чертова война. Погиб весь отряд. Если кто-то выплыл, это случайность.

С правого берега стреляли из крупнокалиберных винтовок В-94. Их легко можно было отличить от СВД[42] по громкому хлопку и грозному свисту тяжелой пули. Должно быть, снайперы добивали катера.

— Почему такая честь? — с вызовом спросил Игорь, все еще нянча свою руку.

На плече у него проступило пятно крови.

— Не знаю, — ответил Билл Реброфф, кисло поморщившись и крутя головой как заведенный. — Похоже, вы попали в переплет. Вами заинтересовалось высшее командование на уровне бригадного генерала.

— Да, действительно, — согласилась Завета, — это уж чересчур. Кому нужны простые тележурналисты?

— Вот именно, что теле, — с непонятной укоризной отозвался лейтенант, посмотрел на нее и снова стал испуганно озираться. — Хотим разобраться, что вы там снимали и не повлияло ли это на наши потери и потери союзников.

«Неужели он нам сочувствует? — удивился Костя. — Может, в нем заговорили русские корни?»

— Что-то вы вдруг стали жалостливыми, — сказал он, намекая, что совсем недавно американцы с удовольствием бомбили своих и не стеснялись.

— Что же вы такое сняли, — спросил лейтенант, — что теперь вами заинтересовалась разведка?

— Но это же глупо! — возмутился Костя. — Так нас могут обвинить в чем угодно!

— Ничего не знаю. — Лейтенант сделал безразличное лицо. — Таков приказ. — И совершенно по-русски потыкал большим пальцем в небо.

Несомненно, он что-то знал, но не имел права говорить. Последним на берег сошел Сашка Тулупов. Лицо у него от волнения стало красным, хотя струпьев уже почти не было видно, а новая кожа стала гладкой, как у девушки, — бриться не надо. Американцы вынесли умершего и раненого. Катер, пятясь, развернулся и отошел от берега. Лейтенант Билл Реброфф совсем по-русски незаметно перекрестил их. Этот жест поразил Костю больше всего. А я-то воображал, что они безжалостные, как роботы, подумал он. Со стороны правого берега снова раздались выстрелы из В-94, а потом заговорили гранатометы. Столбы воды взметнулись над рекой.

* * *

— Быстрей! Быстрей! — подгонял лейтенант.

Они выскочили на бугор и с надеждой оглянулись. Свой лес на правом берегу был темен и безлик, словно родина отвернулась от них в одно мгновение.

— Не останавливаться! — пригибаясь и прячась за кусты ивняка, закричал лейтенант. — Не останавливаться!

Пуля впилась в ствол сосны. Костя присел и подумал, что на таком расстоянии снайпер вряд ли определит, кто свой, а кто чужой.

Так же спешно лейтенант повел их в глубь леса, а затем они прыгнули в «хаммер». Ехали часа два на юго-запад, при этом ни разу не покидая границы деревьев. Три раза над ними пролетала пара Су-25, разбрасывая тепловые ловушки, но почему-то не бомбили. Хотелось бы надеяться, что не по нашу душу, подумал Костя, глядя в окно, а как же иначе. Еще ему хотелось надеяться, что о нем и его бригаде кто-то заботится. Странно, какой интерес мы можем представлять для америкосов? Если с точки зрения провокации, то это абсурд. Есть журналистская хартия, в которой расписано, что мы имеем право делать на войне и чего мы не имеем права делать. Стрелять не имеем, а снимать — имеем практически все, что попадет в объектив. Лучше надо прятаться, господа натовцы. Так что с нас взятки гладки. Любой непредвзятый суд будет на нашей стороне. Нужен всего лишь толковый адвокат. Потом он подумал, что этот механизм хорош чисто теоретически, а не в условиях гражданской войны, когда противник имеет над тобой полную власть, а если этот противник еще и твой соотечественник, да еще и националист, живущий представлениями бандеровцев прошлого века, да еще и опекаемый властью одиозной Олеси Тищенко, то дело может принять очень даже плохой оборот. «Оранжевые», когда нужно, кричат о демократии, а когда нужно, могут оправдать целесообразность любого преступления под любым предлогом, а Запад молчаливо одобрит.

Завета успела задремать, доверчиво привалившись к его плечу. Сашка тоже клевал носом. Игорь, напротив, не спал и держался молодцом. Руку ему, кстати, перевязали и даже сделали обезболивающий укол. Костя уже не боялся, что Божко что-то выкинет в стиле своих фокусов. Может, он ждет, когда его накормят пломбиром и дадут гамбургер? Но раз не спит, значит, думает. Пусть думает, это хорошо. Думать надо, чтоб не сойти с ума.

Он попытался разговорить лейтенант Билла Реброффа, но дальше односложных фраз дело не пошло. То ли лейтенант скорбел по своим, то ли был не в духе, только прежнего душевного контакта между ними не возникло.

* * *

Лагерь американцев был разбит с умом. Зря я их презираю, подумал Костя, покидая машину и разминая ноги, дело они свое знают. Хорошие у них были учителя — афганцы и иранцы.