Украинский гамбит. Война 2015

— Смотри, Васька, намотаю я тебе все-таки кишки на кулак, доведешь ты меня до греха.

— Не сомневайся, Зосим Степанович, кто ж знал, что он такой хлипкий? Я к нему всего один раз-то и приложился.

Балаков, опасливо косясь на Каюрова, плеснул в лицо Кости самогоном. Костя закашлялся. Ему показалось, что идет дождь. Потом он вспомнил, где находится, и попытался подняться. На фоне окна стоял кто-то знакомый, со стаканом в руке, и внимательно смотрел на него.

Балаков подхватил Костю под руку и усадил его на лавку, все еще испуганно поглядывая на Каюрова. Комната сделала пол-оборота, из-за чего Костя снова едва не упал на пол, но вдруг остановилась и сделала пол-оборота в другую сторону.

— А-а-а… это вы… — произнес он, узнав якута. — Пытать будете?

Каюров поморщился. Он давно понял, что запутался, свернул не на ту дорожку, но возвращаться было поздно и не имело смысла, получалось себе дороже. «Оранжевые» не простят, а в родной Якутии не поймут. Да и врагов много развелось. Стоит потерять власть, как они навалятся, тяжело думал Каюров и заливал горе водкой. Терять ему было нечего, поэтому он, как в омут головой, бросился помогать американцам дискредитировать Россию. Авось что-нибудь да выгорит. Авось их власть все-таки удержится, тогда поживем на заморских харчах. Эта единственная здравая мысль грела его последние полгода, заставляла дышать и двигаться. Выбора не было.

— Ну что? — Каюров самолично развязал Косте руки. — Согласен или нет? А то у меня видишь какие молодцы? — Он оглянулся на Балакова, который стоял за его спиной и с тупым равнодушием, выставив челюсть вперед, смотрел на Костю.

У Кости, несмотря на дикую боль в щеке, едва хватило выдержки не рассмеяться. Высокий и тощий этномутант и маленький круглый якут — как Пат и Паташон.

— Костоправ ваш, — произнес Костя, выплюнув на пол кровь и зубы, — редкостная сволочь…

— Но-но, — подался вперед Балаков, — не зарывайся!

— Остынь, Васька! — прикрикнул на него Каюров. — Выйди посмотри, кто там еще приехал.

Действительно, во дворе заскрипела новая телега. Раздались тревожные голоса. Забегали и залаяли собаки.

— Зосим Степанович, дай мне его!.. Дай порвать!

Обычно тупое выражение лица Балакова вмиг сменилось выражением превосходства, которое бывает у садистов в минуту исполнения сокровенных желаний.

— Я говорю, выйди, паскуда, пока я не рассвирепел! — заорал Каюров и так ударил кулаком по столу, что стаканы опрокинулись и пролилась водка.

— Хорошо, Зосим Степанович, хорошо, — испугался Балаков и выскочил из дома.

— Видишь, с кем приходится работать? — Каюров налил в стакан водки и пододвинул его Косте.

Костя сидел, разминая запястья, и думал, что сейчас разбежится и прыгнет головой в окно, и будь что будет, но сил не было. Он ощупывал языком десну. Два зуба слева оказались выбитыми. Щека распухла и казалась чужой.

— Но других нет. Зато предан как собака и до конца со мной пойдет. Я его в Новосибирске на вокзале подобрал еще пацаном. Беспризорничал Васька. Он за меня действительно порвет кого хочешь, потому что у него психики нет. Оставил он психику в детстве. Будем работать или нет?

— Будем, — произнес Костя.

Торчащие из десны осколки зубов то и дело впивались в щеку. Говорить было больно. Поворачивать голову тоже было больно.

— Молодец! — обрадовался Каюров. — Послужишь мне, послужишь и себе. Вам повезло, что попали к нам, а не к «оранжевым» или к бандеровцам. У них с вашим братом разговор короткий.

— А вы кто? — спросил Костя, осторожно трогая щеку.

— Первый этнический батальон, — отчеканил Каюров.

— Значит, действительно повезло, — согласился Костя. — Ассистентку… девушку только не троньте…

— Отдадим тебе твою зазнобу, хотя не скрою, она мне очень нравится. Васька!

Балаков явился тотчас, словно стоял за дверью.

— Приведи журналистку.

— Зосим Степанович, я ж ее для себя оставил! — заканючил он. — Что ж ее, просто так отдавать?.. Надо попользоваться.

— Я говорю, приведи! — вскипел Каюров. — У меня твое донжуанство вот где сидит! — Каюров похлопал себя по короткой шее.

— Без ассистентки не получится. Не поверят в студии, что мы добровольно, — объяснил Костя и потянулся за водкой. — И двоих других тоже.

— Ну извини, — развел руками Каюров. — Одного отдам.

— Почему? — спросил Костя, цедя водку мелкими глотками.

Пить было больно, но другого способа быстро прийти в себя у него не было. Силы возвращались по крупицам. Теперь надо было обмануть всех, даже самого себя, притвориться, что готов сотрудничать. И тут он наконец вспомнил, что могло их спасти — «глок» с полной обоймой, который висел у него в петле под мышкой! А в обойме этой аж семнадцать патронов!

— Убили одного, кажется.

— Кого?

— Самого здорового, того, что ранен. Не дался он.

— Гады!.. — сказал Костя. — Отказываюсь… не буду… лучше убейте… — Он оттолкнул стакан.

— Ладно-ладно, — испугался Каюров, — не психуй… Сейчас узнаем. Васька… Васька!

Васька вернулся, толкая перед собой Завету. Косте хватило одного взгляда, чтобы понять, что ее не тронули: одежда цела, лицо не разбито, только зареванная и простоволосая. А еще смертельно перепуганная.