Украинский иzлом

Этим летом мы увидели, как ВСУ дрогнули и начали прогибаться под всё нарастающей мощью нашей артиллерии, как им потребовалось напряжение всех сил, огромная помощь союзников, чтобы остановить наше наступление и перехватить инициативу. ВСУ собрали огромные резервы мобилизованных украинцев, которыми просто заваливали наши наступающие войска. Сегодня противник утратил своё превосходство в людях. А вот наше превосходство в артиллерии сохранилось, и мы должны так его использовать, чтобы у ВСУ не осталось никаких шансов вести масштабные наступательные действия.

Русская мечта Александра Проханова (Послесловие к юбилею великого писателя, публициста нашего времени)

Мы знакомы четверть века. Александр Андреевич заметил меня по публикациям в газете «Завтра». Одно из немногих изданий в лихие девяностые, которое полностью и всецело поддерживало воюющую Российскую армию на Северном Кавказе. В отличие от многих СМИ, располагавшихся в пределах Садового кольца. В те годы отечественная пресса «стреляла» в спину солдатам и офицерам. Информационная составляющая набирала обороты по полной программе, став одним из главных компонентов в локальных конфликтах. А журналисты «Завтра», которую возглавлял Проханов, часто выезжали на передовую: и в первую, и во вторую чеченскую кампанию. Там я сблизился и подружился с Владом Шурыгиным, Василием Прохановым. Они потом и организовывали встречи с гуру русской современной литературы и публицистики. Уже в те годы он был заметен не только на литературном небосклоне, но и в политической жизни страны.

Александр Андреевич тяжело переживал распад великой страны под названием СССР. Мне пришлось это зримо прочувствовать уже при первой встрече с ним в его кабинете на Комсомольском проспекте,13, где в свое время располагался Союз писателей РСФСР. В конце 1991 года Советский Союз доживал последние дни. В Москве не было уже обычных ноябрьских торжеств с обязательным атрибутом — военным парадом и демонстрацией трудящихся. Проханов вспоминал тот день: «…Я надел три своих советских ордена и пошёл на перекрытую, пустую и мёртвую Красную площадь. Там были турникеты, возле них стояли милиционеры, совсем молодые ребята. Среди них оказались “афганцы”. Я попросил их пропустить меня. Ребята немного помялись, посовещались — и открыли турникет. И я прошёл по Красной площади один. Наверно, это был самый высокий момент моей жизни и судьбы. Это была моя ноябрьская демонстрация. Это был мой парад. Я шёл по огромной пустой площади, её брусчатка отливала сталью; я прошёл мимо Мавзолея, у заколоченного входа в который уже не стояли солдаты Почётного караула. Был туманный розовый Кремль и был флагшток, на котором ещё развевался красный флаг, и был я со своими орденами и с памятью о том священном Параде 1941 года, когда по этой брусчатке шли полки, потом погибавшие под Волоколамском; и с памятью о Параде 1945 года в честь Великой Победы, когда наши солдаты бросали к подножию Мавзолея штандарты поверженных немецких дивизий. Я провёл здесь парад за всех, кто не смог пойти со мной. Это было в момент моего страшного падения и ужаса, я был беспомощен и безволен, я растворился в этой жиже, покрывшей мою страну. Но я собрался, — и это был парад моей Победы, и меня приветствовали мой Генералиссимус и мой Маршал Победы».

Я был поражен и восхищен тем, с каким достоинством, искренностью мастер слова произносил своеобразный монолог. Из легкого оцепенения меня вывел Александр Андреевич. Задавал, казалось бы, простые вопросы: интересовался военной журналистикой, газетами (к тому времени я возглавлял газету Северокавказского военного округа), много расспрашивал о моем командире генерале Геннадии Трошеве. Мы с Шурыгиным их и познакомили. Позже знакомство генерала и писателя переросло в крепкую мужскую дружбу. Вскоре Проханов прилетел в Ростов-на-Дону, затем на вертушке мы перебазировались в Ханкалу, где размещался штаб Объединенной группировки войск.