Украинский национализм. Факты и исследования

Возможности религии стимулировать националистические чувства были ограниченны. Во-первых, многие священнослужители были простыми крестьянами до принятия сана, хотя кто-то и обучался на скорых курсах. Если такой человек обладал крепким характером и здравым смыслом, как в одной из деревень Подолья, он мог совершить многое. Согласно сообщению, священник этой деревни, пользующейся огромным уважением, до посвящения в сан был местным крестьянином. Его проповеди подчеркивали важность братской любви, трудолюбия, взаимной помощи, должного воспитания детей и самообладания[715]. В целом, однако, духовенство было неспособно затронуть души многих молодых людей, воспитанных при советской власти; в некоторых деревнях молодежь даже выступала против возобновления богослужений в церковных зданиях, предпочитая, чтобы они использовались как клубы «Просвиты».[716]

Одной из основных организаций, через которые в деревню проникали светские национальные концепции, была «Просвита». Насколько эффективной она была, трудно сказать из-за отсутствия детальных свидетельств, но в некоторых случаях организация, по крайней мере, обеспечивала материалы для чтения и некоторые культурные контакты националистического характера. В этом отношении были особенно важны сельские учителя. Некоторые наблюдатели считают, что они выполняли благородную работу в трудных условиях, другие же утверждают, что учителям не хватало национального самосознания и они были заражены коммунистическими идеями.[717]

Большая трудность заключалась в поиске лиц, достаточно образованных и восприимчивых к националистическим концепциям, способных действовать как пропагандисты. В упомянутой выше подольской деревне, например, врач, бывший офицер УНР, играл главную роль в стимулировании националистических настроений, ему очень помогали в этом его жена – деревенский фельдшер, упомянутый выше священник, четыре учителя и адвокат. Они и были в деревне «реальной интеллигенцией» – в отличие от «полуинтеллигенции», состоявшей из старосты деревни, секретаря, двух кооперативных работников, трех колхозных директоров, трех агрономов, четырех бухгалтеров и трех счетоводов, которые не имели «единого мировоззрения» и продолжали находиться под влиянием большевистской идеологии[718]. Критика низших слоев служащих, то есть советской интеллигенции, которая являлась важным сегментом сельского населения, довольно распространена в работах националистических авторов[719]. В некоторой степени это может быть обусловлено недовольством, вызванным безразличием таких служащих к националистической пропаганде, или презрением к людям, желавшим называться интеллигентами из снобизма, не имея нужного образования. Частично это, похоже, обусловлено узким мировоззрением самой низкой группы советской интеллигенции, недостатком, который делал бы трудным использование таких людей в любом политическом или социальном движении, не привязанном напрямую к привычным для них рамкам мышления.

С другой стороны, в деревнях часто встречались элементы, способные к некоторой политической деятельности. Память о Петлюре все еще была жива. Некоторые отказывались верить, что он мертв, считая историю его смерти вымыслом коммунистической пропаганды[720]. В одном районе председатель сельсовета и глава одного из колхозов остались при немцах и организовывали жизнь, сотрудничая с националистическими элементами[721]. А в одной из деревень человек с некоторым образованием, связанный с эмигрантским министром УНР, после выражения пылких националистических чувств в частной беседе получив предложение рекомендовать его немцам на официальный пост, пришел в ужас при мысли о мести коммунистических агентов[722], которые сдерживали действия националистов в сельских районах, где защита полицейских не была такой же сильной (особенно в кишевших партизанами районах), как в городах, и где осторожные крестьяне колебались занять определенную позицию, пока не начинали верить, что советская власть больше никогда не вернется.[723]