Ввиду этих обстоятельств неудивительно, что германские противники националистического движения почувствовали: настало время разрушить его престиж атакой на главный орган. 12 декабря 1941 года силами СП было захвачено «Украинське слово» и арестовано все руководство газеты, включая Рогача, Чемеринского и Олийника[277]
. Кандыба был арестован местной полицией в городском районе, контролируемом ОУН-М, что позволило ему бежать.[278]Два дня спустя газета вновь вышла – под названием «Нове украинське слово», и редакционная политика газеты резко изменилась. Новым редактором стал Константин Штепа, исполнявший обязанности ректора Киевского университета. Украинец по происхождению, он служил офицером в царской армии и, хотя имел явные антисоветские убеждения, оставался неприкрытым русским патриотом, выступавшим за принятие русской культуры и языка по всей Украине и поддерживание административных связей с Москвой, поэтому являлся убежденным врагом украинского националистического движения[279]
. В первом номере его газеты была опубликована статья, инспирированная немцами, но приемлемая для Штепы, в которой на националистов нападали за то, что «газету, которая должна была быть информационным изданием, они превратили в рупор своей группировки». Националисты, объяснялось в статье, отказались принять во внимание германские требования, заключавшиеся в том, чтобы газета служила всему обществу; Штепе надлежало «популяризировать» эти идеи, иллюстрацией чего и служила статья на второй полосе газеты с призывом: «работа вместо политики».[280]При Штепе «Нове украинське слово» стала раболепствовать перед немцами. Отчасти это объяснялось крайней строгостью и бдительностью германской цензуры; редактор был обязан публиковать за собственной подписью статьи, составленные германскими пропагандистами, хотя документы показывают, что в частных беседах с германскими официальными лицами он подвергал нацистскую политику резкой и смелой критике.[281]
Националистические статьи, содержащие нападки на основы их движения, задевали за живое тем, что отвергали историческое равенство украинской культуры с русской. Штепа в этом отношении явно зашел дальше коммунистических газет, возвращаясь к традициям «Малороссии», столь ненавистным для украинских националистов[282]
. Сколь бы искренними ни были его чувства русского националиста, для человека украинского происхождения, пишущего на украинском языке в украинской столице, осуждение украинского националистического движения могло расцениваться в националистических кругах не иначе как акт государственной измены.Глубокой осенью, когда айнзатцгрупп громили группы ОУН-М, администрация рейхскомиссариата обосновалась на всей Правобережной Украине, в то время как территория к востоку от Днепра оставалась под управлением вермахта. Согласно планам, составленным в остминистериуме, рейхскомиссариат «Украина» должен был в конечном счете включить все территории Советской Украины в границах, установленных до 1941 года, кроме Трансистрии, Галиции и областей, перешедших к СССР от Румынии в 1940 году. Помимо того, предполагалось, что он расширит границы за счет территорий к югу от линии, примерно проходящей к югу от Курска к Волге и там включит в себя Автономную Советскую Социалистическую Республику немцев Поволжья[283]
. На северо-западе рейхскомиссариат должен был охватить несколько южных районов из состава предвоенной Белорусской Советской Социалистической Республики, включая Брест, Пинск и большую часть железной дороги, соединяющей эти города с Гомелем.[284]К концу августа процесс умиротворения западной части этой обширной области зашел так далеко, что на совещании между представителями Коха и Розенберга, с одной стороны, и армейскими чинами – с другой, уже планировалось передать ее под управление рейхскомиссариата[285]
, что и было постепенно выполнено в последующие три месяца.[286]