Фраза же Валуева об отсутствии особенного малоросского языка в обосновании русификаторской политики царизма элементарно вырывалась из контекста записки. Для проведения ревизии соответствующего стереотипа целесообразно привести соответствующий фрагмент текста целиком: «В С.-Петербурге даже собираются пожертвования для издания дешевых книг на южно-русском наречии. Многие из этих книг поступили уже на рассмотрение в С.-Петербургский цензурный комитет. Не малое число таких же книг представляется и в киевский цензурный комитет. Сей последний в особенности затрудняется пропуском упомянутых изданий, имея в виду следующие обстоятельства: обучение во всех без изъятия училищах производится на общерусском языке и употребление в училищах малороссийского языка нигде не допущено; самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонароди-ем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами и в особенности поляками, так называемый, украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных к России и гибельных для Малороссии»[118]
. Валуев, таким образом, ссылался на мнение большинства самих малороссов, тяготевших к русскому языку.Временный запрет был установлен. Но жесткого его соблюдения не было. Открыто против валуевского циркуляра выступал стоящий на либеральных позициях министр народного просвещения А. В. Головнин. М.Н. Катков открыто указывал, что в самом российском правительстве есть противники позиции Валуева. Петербургская пресса, естественно, русская, встала в большинстве изданий на защиту украинофилов. Более консервативная московская поддерживала циркуляр. Характерно, что поддерживала его и киевская пресса. После введения циркуляра книг на украинском языке стало выходить значительно меньше, но их издание не было прекращено совсем[119]
.С протестом против распространения украинофильских идей выступили не в Петербурге, а на самой Украине. Лидером борьбы с украинофильством стал происходивший из украинских реестровых казаков председатель киевской археографической комиссии Михаил Владимирович Юзефович[120]
. Именно он стал бить тревогу о том, что украинофильство ведет дело к сепаратизму — отделению Украины от России, созданию украинской республики с гетманом во главе. Беспокоила также усилившаяся пропаганда украинофиль-ства в Австро-Венгрии. Угроза виделась в распространении украинского языка, возможности для чего открылись после прекращения действия Валуевского циркуляра.Юзефович настаивал, чтобы по всем поступившим сигналам было проведено разбирательство. И, отвечая на его запросы, по предложению Главноуправляющего Третьего отделения Александра Львовича Потапова в 1875 году было созвано Особое совещание. Опасения, связанные с политическими проекциями движения украинофилов, действительно подтвердились. Результатом работы Особого совещания стало подписание императором Александром II в 1876 году Эмского указа (по месту подписания — германскому городу Бад-Эмсу). На Особое совещание произвела особое впечатление украинская редактура произведения Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Русская земля при переводе заменялась Украиной, русские — украинцами. Вместо русского царя Тарас Бульба в украинском переводе пророчески обращался к грядущему украинскому царю. Переведенная таким образом книга Н.В. Гоголя бесплатно раздавалась малоросским крестьянам.