Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1

Вышеотмеченное подтверждается материалами многочисленных сборников документов и материалов, воспоминаний, посвященных победе социалистической революции и установлению советской власти на местах[221], а также публикациями в тогдашней прессе[222]. В то же время они не позволяют согласиться с утверждением автора предисловия к изданию «Украинское национально-освободительное движение. – Март – ноябрь 1917 года», который считает, что «в начале ноября (1917 г. – В. С.) в Украине не оказалось силы, альтернативной украинскому национально-освободительному движению и его лидеру – Украинской Центральной Раде»[223]. Деформации в воссоздании объективной картины, возможно, связаны с тем, что национально-освободительное движение, действительно характеризовавшееся достаточной мощью, анализировалось в отрыве, без сравнения с другими общественными процессами в Украине, прежде всего с теми, которые концентрировались вокруг большевиков. А масштабность и влияние последних, как минимум, не уступали результативности деятельности тех элементов, которые выступали на стороне Центральной Рады.

Поэтому такое «мирное» развитие событий таило в себе накопление очень опасной взрывной энергии, предвещало неотвратимое осложнение ситуации, неизбежный всплеск политических страстей.

Совершенно неясной оставалась перспектива отношений между революционными центрами России, выводившими страну на путь социализма и периферией, в том числе и Украиной, которой еще предстояло выкристаллизовать свою линию поведения, осуществить свой окончательный выбор варианта общественного развития. Ясно было одно – предстояло обострение и усложнение борьбы за власть, в ходе которой должны были проявиться контуры украинско-российских отношений.

2. Украинская государственность: статус и потенциал

Неопределенность в атмосфере бурной революционной динамики долго продолжаться не могла. Ситуация детерминировала оперативное принятие решений, осуществление тех или иных шагов, какой бы сложной, запутанной она не представлялась.

Объявив себя высшей краевой властью, Центральна Рада была не в состоянии сколько-нибудь серьезно контролировать положение в Украине. Как и до того, она просто не имела неоспоримого преимущества, которое базировалось бы на реальной вооруженной силе. Части, присягнувшие ей на верность, проявляли неуверенность, их как будто ошеломили события, заставив искать самостоятельные ответы на вопрос, каким ценностям отдать предпочтение – социальным или национальным. Весьма характерными в этом отношении стали два собрания – III Всеукраинский войсковой съезд и казачий съезд, которые соответственно 20 и 21 октября начали свою работу в Киеве громкими торжествами.

На Всеукраинский войсковой съезд прибыли 965 делегатов (в основном украинских эсеров и социал-демократов), а в течение заседаний их количество выросло почти в 2,5 раза[224]. Они представляли 3 миллиона воинов-украинцев[225]. Съезд приветствовали представители французской, бельгийской и румынской миссий.

На казачьем съезде присутствовали 600 делегатов (хотя ожидались 1200) от всех казачьих войск на фронте и в тылу. Казачий съезд приветствовали председатель Чехословацкого национального совета Т. Масарик и английский консул в Киеве Дуглас.

Оба съезда проводились, по сути, в два этапа – до и после получения сообщений о восстании в Петрограде.

Особенно показательными оказались настроения III Всеукраинского войскового съезда, на котором была представлена политически наиболее активная прослойка украинства. Как и ранее, лидеры Украинской революции с самого начала работы форума пытались приглушить эмоции, унять страсти и направить съезд в возможно более спокойное русло. Так, Н. В. Порш обратился к военным с речью: «Современное украинское войско – это часть, правда, значительная, но только часть и притом меньшая. Поэтому не может оно теперь на своем съезде и не должно идти самостоятельным политическим путем. Первые два Войсковых съезда были еще в некоторой степени овеяны национальной военной романтикой. ІІІ Войсковой съезд должен решительно отвергнуть эти остатки старых времен, должен понять, что современная демократия везде, а тем более украинская, идет не к постоянному войску, не к войнам. Украинская демократия встала на путь федерации, и этим путем должно идти войско. Обособление не в интересе трудящихся масс»[226].

Однако, несмотря на то что общий тон речей, по сравнению с предыдущими съездами, несколько снизился, атмосфера оставалась довольно напряженной, предгрозовой.

Характер дискуссии на съезде, тенденции, которые доминировали на нем, дали П. Христюку основания для вывода: «Украинская революционная демократия готовилась на Войсковом съезде к последнему бою с русской буржуазией за национально-политическое освобождение украинского народа»[227].