Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1

Очевидно, по ходу («попутно») следует выразить определенное сомнение относительно суждений весьма авторитетного историка с явными стремлениями к философским выводам и обобщениям – И. Лысяка-Рудницкого относительно исторической судьбы украинской нации в Средневековье[29]. Считая нацию феноменом политическим (в отличие от народа – феномена этнического), ученый считает результаты польского владычества над украинцами настолько губительными, что возникшая во времена Киевской Руси, точнее – в момент ее распада, в Галицко-Волынском королевстве и Великом Княжестве Литовском украинская нация по существу прерывает свое существование во времена Речи Посполитой, после Люблинской унии[30]. Выражая согласие с оценкой невероятно жестокого национального гнета со стороны поляков, тем не менее, думается, есть основание считать, что именно сохранение (несмотря ни на что) живительного национального фермента позволило украинцам выдержать все испытания, выстоять в неравном противостоянии, найти силы для борьбы с угнетателями и, в конечном счете, найти силы и пути для ее достойного завершения, создания собственного национального независимого государства – Войска Запорожского – реального субъекта международных отношений, начиная со второй половины XVII в.

Может быть, принимая в известной мере рассуждения И. Лысяка-Рудницкого о прерывистости исторической судьбы нации (дважды погибала и дважды возрождалась) предпочтительнее, оправданнее прибегать к использовавшемуся в конце XIX в. – начале ХХ в. определению – «негосударственные» или «негосударственнические» периоды, этапы зависимого состояния в жизни нации, тем не менее продолжавшей существование и в самых экстремальных условиях. То есть не считать термины «гибель нации» или «смерть нации» абсолютными, понимать их относительность, условность. Думается, что, по большому счету, не вполне убедительным является и использование терминов «неисторическая нация», как и «низшая нация», «неполная нация» применительно к украинцам[31].

3. Грани Переяслава

Маршруты истории, с одной стороны, являются воплощением глубинных общественных закономерностей, а с другой – приводят к весьма существенным, порой непредсказуемым и труднопостижимым изломам в поступи, судьбе стран, народов, наций. С полным правом это соображение можно отнести к свершившемуся в начале 1654 г. в Переяславе.

Дозревшие до антагонистических украинско-польские отношения вылились в казацкое восстание, зародившееся в Запорожье, очень быстро охватившее все слои тогдашнего общества и развившееся в масштабную войну украинцев против польского владычества[32]. Думается, есть все основания поддержать и сформировавшуюся в последние десятилетия научную концепцию, квалифицировавшую события в 1648–1654 гг. Украинской национальной революцией[33].

Ознаменовавшийся кардинальными переменами во многих областях общественной жизни феномен положил начало складыванию непростых украинско-российских отношений.

Особую историческую роль тут сыграл Переяславский договор, заключенный 9–10 января 1654 г. в Переяславе[34]. Он увенчал немалые усилия гетмана Б. Хмельницкого: с 1648 по 1653 г. в Москву с неизменной просьбой к Алексею Михайловичу принять «под высокую царскую руку» Войско Запорожское было направлено 14 посольств[35]. Отделявшиеся от Речи Посполитой, постепенно становящиеся на ноги, все более уверовавшие в свою самобытность и историческую миссию украинцы в лице своей элиты неуклонно эволюционировали от первоначальной идеи достижения казацкой автономии в составе Польши к насущной необходимости этнически-государственной особности, самостоятельности[36].