Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Так случалось чаще, особенно тогда, когда имелась третья иноэтническая сторона. Но бывало и по-другому. На перевыборном собрании одного из КНС в Харьковском округе приезжий докладчик стал выступать по-русски, что не понравилось присутствующим и вызвало неоднозначную реакцию. В зале прозвучали замечания: «Почему русских не выселят за пределы Украины, нашего брата хохла нигде не пускают, везде гонят, вот взять бы и выгнать в Россию всех кацапов, и нам привольнее жилось бы и больше было бы земли». Конечно, подобные разговоры могли быть вызваны чем и кем угодно, но здесь важен сам факт подобного, по терминологии ГПУ, «шовинистического уклона»[501].

Конфликты возникали и при проведении национальной политики, например при создании немецких, польских и других национальных районов, когда иноэтническое население, не имея в некоторых случаях подавляющего большинства в данной местности, становилось титульной нацией. Так, в одном немецком районе для украинцев было создано несколько украинских сельсоветов. Немцы, проживавшие в украинских сельсоветах, игнорировали их и напрямую обращались к своим районным властям[502]. А украинцы в Каменецком округе (Подолье) выступали против создания польского сельсовета, опасаясь, что украинские школы заменят на польские[503]. Раз уж речь зашла о создании национальных районов, то необходимо упомянуть еще об одном интересном обстоятельстве, свидетельствующем об уровне национального самосознания украинского крестьянства. Во время переписи населения 1926 г. поползли слухи, будто украинцев будут выселять из польских сельсоветов. Слухи возымели действие: в ряде местностей (например, в Житомирском округе) крестьяне записывали свою национальность как «поляк»[504].

Наличие в определенной местности банд, подпольных ячеек и прочих антисоветских организаций самым прямым образом отражалось в настроениях населения[505]. Их пребывание продолжало сказываться и в дальнейшем. Настроениями села, порой весьма критическими в отношении властей, умело пользовались украинские националисты из бывших подпольщиков, бандитов либо из представителей национально мыслящей интеллигенции. В ход шли самые простые аргументы. Вот как, например, «национально сознательные» элементы вели агитацию бедноты в ряде сел Черноостровского района Проскуровского округа. «Ваша власть, которую вы защищали, – заявляли они беднякам, – вам ничего не дает, лучше было бы, если бы был Петлюра». Немного подумав, почесав в затылках, бедняки сказали: «Давай нам Петлюру»[506]. А вот, скажем, кулак А. Онильченко из Прилужанского района Шепетовского округа, выражая свое мнение о ситуации в стране, заявил односельчанам следующее: «Советская власть дерет с крестьян и ничего не дает, и поэтому у нас ничего нет». Констатацией этого для многих очевидного факта гражданин Онильченко не ограничился и позволил себе немного «помечтать». Благодаря трудолюбивым осведомителям и сотрудникам ГПУ его «мечты» остались в истории. «Когда была петлюровская власть, – утверждал Онильченко, – тогда было лучше»[507].

Интересно, что приведенное высказывание относится к 1926 г., то есть ко времени после убийства самого С. Петлюры. С. Ефремов, записывая свои впечатления от поездки по селам (июнь 1924 г.) и отмечая тяжелое экономическое и моральное состояние деревни, указывал, что «все ропщут, сетуют, грызутся, клянут и тайком ждут… Петлюры!». «Действительно, эта легенда очень живучая, – говорит он далее, – и я ее во всяких вариациях слышал, где только сойдутся два-три человека. “Дурни были – не поддержали. Теперь каемся. Ну, да все-таки придет!”»[508] Поэтому неудивительно, что в частых слухах о войне непременно присутствовало имя Петлюры.

Документы свидетельствуют, что и ГПУ, и партийное руководство получали сведения, что в республике имелись люди, сожалевшие о Петлюре и тайно ожидавшие его возвращения. Конечно, С. Ефремов слышал то, что говорили крестьяне и горожане (и то не все) в Киеве и его окрестностях. Могли об этом поговорить и на Киевщине, Волыни и Подолье. В то же время прочие территории с многомиллионным населением оставались вне его поля зрения. Но даже если бы подобные настроения были характерны для какой-нибудь одной местности, факт популярности Петлюры вызывает интерес. Стоит остановиться на этом вопросе подробнее. Ведь действительно, не все крестьянство, как уже говорилось и как это подтверждал Ефремов («дурни были – не поддержали»), поддерживало Петлюру, что со всей наглядностью было продемонстрировано и в 1920, и в 1921 гг. По-видимому, рост его популярности (и то относительный) в первой половине 1920-х гг. был вызван следующими причинами.