Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Как полагали «национально мыслящие» элементы, эрозия власти, начавшись со споров ЦК и оппозиции, заставила бы центральное и республиканское руководство идти на всевозможные уступки, в том числе в национальном вопросе, а в экономике – «праветь». И в течение непродолжительного времени УССР могла превратиться во вполне самостоятельное и независимое (от России) буржуазное государство[572]. Понятными становятся нотки разочарования, появившиеся в настроении интеллигенции после того, как стало ясно, что раскола в партии не будет. Правда, из-за того, что оппозиция потерпела поражение, а победу одержал ЦК (Сталин), большого разочарования в кругах национальной украинской интеллигенции все же не было[573]. Больший шок она испытала тогда, когда в борьбе с правой оппозицией И. Сталин фактически взял на вооружение идеологию недавно разбитой им левой оппозиции и ее подход к проблеме индустриализации страны (не говоря уже о переходе к форсированной коллективизации).

Но не вся интеллигенция на Украине выступала за линию ЦК. Больше симпатий к левой оппозиции наблюдалось в среде русской интеллигенции – врачей, инженерно-технических работников, которые были далеки от увязывания экономических вопросов с проблемами развития украинской нации или, напротив, были недовольны политикой украинизации. Они просто критиковали партию и ратовали за ускорение экономического развития. Имелись и настоящие сторонники левых взглядов и подлинные интернационалисты, которым не нравилось, что партия и ее ЦК «сползают вправо». Но в обсуждении внутренней политики интеллигенция, особенно русская, дальше ехидных намеков, многозначительного вида, как бы говорящего «вот посмотрим, что будет впереди, надо только подождать», не шла[574].

Будучи мелкобуржуазной по своему происхождению и тесно связанной с городской и сельской мелкой буржуазией, интеллигенция становилась выразительницей ее настроений. В докладной записке «Об оживлении украинской контрреволюции» (1928 г.) председатель ГПУ УССР В. Балицкий заострял внимание на этом факте. Настроения зажиточных групп крестьян, торговцев, частных предпринимателей, недовольных темпами индустриализации, сворачиванием частной торговли и наступлением на зажиточные слои деревни, находили сочувствие среди «национально-шовинисти ческой» интеллигенции. Она же, особенно со второй половины 1920-х гг., решительно делала ставку на «откровенно мелкобуржуазные слои», на первый план выдвигая их классовые требования. Ее несмирившаяся часть во внутрипартийной борьбе усматривала возможность заставить коммунистов «подраться» между собой, воспользоваться междоусобицей и начать строить Украину по-своему. «На развалинах коммунизма» они хотели создать «свою национальную партию» и с ее помощью «бороться с московскими узурпаторами», цитировал Балицкий показания одного из лидеров раскрытой в начале 1927 г. подпольной организации Украинская мужичья партия[575].

Возможной основой для национальной партии многие националисты считали крестьянские союзы. Они могли стать влиятельной силой, способной объединить под своими знаменами крестьянство и направить его недовольство нелегкой жизнью по «нужному» руслу. Возглавить союзы (идейно, а по возможности и организационно), придать им политическую окраску и «пропитать» национальным духом должна была интеллигенция. Поэтому требования создания союзов встречали у нее поддержку. Так, в поступавших из окружных комитетов партии в Информационно-статистический отдел ЦК КП(б)У информационных бюллетенях о состоянии округов указывалось, что в ряде вузов (например, в Одессе) оформлялись политгруппировки, выступавшие за диктатуру крестьянства, а не пролетариата, со всеми вытекающими отсюда выводами[576].

Общим моментом, объединявшим и тех, кто, разочаровавшись в политике, занялся другой деятельностью, и тех, кто продолжал активно сопротивляться большевикам, было отношение к советской власти как к власти «московской», «оккупационной», продолжающей политику «колониального угнетения» Украины. Интеллигенция все еще осмысливала поражение украинского дела, искала его причины, обращаясь к давним и недавним примерам из прошлого[577]. Как уже указывалось, образование СССР не могло способствовать изживанию подобных настроений и лишь усилило их (некоторые представители общественности даже называли его по аналогии с Переяславской радой новым «Переяславом» – «продажей Москве»[578]). Впрочем, уже к середине 20-х гг. «мечты о немедленном выходе из Союза» большинством украинской интеллигенции расценивались «как несвоевременные»[579].