Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Коренной перелом в ее настроениях произошел после XII съезда РКП(б). Его решения давали добро и государственную поддержку набиравшим после революции силу национально-культурным процессам. На практике эти решения воплотились в принятом в июне 1924 г. постановлении СНК УССР «О мерах в деле украинизации школьно-воспитательных и культурно-просветительских органов» и изданном в августе того же года декрете ВУЦИК и СНК «О мерах по обеспечению равноправности языков и помощи развитию украинского языка». Фактически, суть их сводилась не просто к стремлению «еще больше приспособить государственный аппарат к потребностям, быту и языку украинского народа», как это официально утверждалось. Их конечным результатом становилось формирование такого народа, распространение украинской национальной идентичности на народные массы. Естественно, сделать это было возможно лишь путем устранения такого положения, при котором имелось «фактическое преобладание русского языка»[580] и русской культуры.

Националистические настроения были присущи (правда, в разной мере) как украинской, так и русской, еврейской, польской интеллигенции. Для русской интеллигенции национальный вопрос не имел такого значения, какое он имел для украинской. Конечно, национальные мотивы в ее настроениях присутствовали, но носили как бы оборонительный характер и являлись именно отголоском (или, как говорили большевики, пережитком) прошлого, того положения, которое занимала русская культура и ее носители до революции. Новая национальная политика, начиная с самого факта существования украинской государственности и, особенно, с начала проведения политики украинизации, расценивалась ею как бессмысленная мера, мешающая нормальному развитию культуры и народного образования, а потому встречалась негативно. Украинской интеллигенции был присущ национализм активный, наступательный, преобразовательный. В соответствии с ним в поле зрения украинской интеллигенции оказывались вопросы о месте УССР в союзном государстве, о перспективах экономического и политического развития республики. Но так как стержнем политики на Украине в те годы была украинизация, все в конечном счете сводилось к оценке ее темпов и содержания. Состояние украинизации стало своеобразным критерием оценки ею настоящего и будущего Украины.

Решения съезда дали зеленый свет украинским силам и официально легализовали их работу, которая велась и до этого, но явочным порядком и трактовалась властью как национал-шовинистическая. Новый курс выбил из рук «шовинистов» их главный козырь – «национальное угнетение» и не только способствовал прекращению подпольной деятельности и ликвидации бандитизма, но и внес коренной перелом в настроения значительной части украинской интеллигенции. Украинизация была встречена ею с радостью. Материалы политпроверки учительства свидетельствовали «о колоссальном сдвиге» в сторону большей лояльности к власти и заинтересованности в общественной работе. Имели место случаи, когда учителя и прочие работники просвещения были готовы бесплатно выполнять любую работу, лишь бы она была связана с украинизацией[581]. Те, кто раньше находился в оппозиции большевикам, начали менять свои политические симпатии и отмежевываться от петлюровской (и прочей правой) эмиграции. Скажем, В. Голубович, бывший член ЦК УПСР и один из лидеров УНР, утверждал, что для его прежних единомышленников коммунисты стали ближе, чем правые националисты, так как «национальный момент сейчас уже отпал» и ничто не мешает работать на благо Украины[582]. Другой эсер, Сухенко, был более краток: «Теперь создавать (антисоветскую. – А. М.) организацию может только сумасшедший или провокатор»[583]. Стали возвращаться на Украину и эмигранты.

Хотя изучение политики украинизации не входит в круг наших задач, кратко сказать о ней необходимо. Политика украинизации была призвана достичь нескольких целей. Часто можно встретить утверждение, что украинизация государственного и партийного аппарата, поддержка развития украинской культуры и украинского языка была нужна для установления более тесных связей между партией и государством с одной стороны и крестьянством – с другой, а также для того, чтобы партия не упустила руководства растущей общественно-политической активностью крестьянства. Именно таким образом объясняли необходимость проведения этой политики большевики[584].

Это утверждение имеет под собой определенные основания. К власти многие крестьяне относились критически, и давать им лишний повод к возмущению было бы неразумно. Но, как мы убедились, далеко не все крестьянство интересовалось национальным вопросом и национальным составом партии в плоскости ее «русскости» или «украинскости». Чаще всего национальный момент всплывал на волне недовольства экономической политикой. А вот увязывали экономику и национальный вопрос, помимо «национально мыслящих» крестьян, которых было относительно немного, в основном представители интеллигенции – учителя, агрономы и др.