Более-менее точная статистика, отражающая национальный состав рабочего класса Украины, присутствует во Всесоюзной переписи населения 1926 г. Надо заметить, что в этой переписи указывалась народность, то есть этническое происхождение человека, а не спрашивалось, кем сам себя считает человек, как это стало практиковаться в последующих переписях. Этим обстоятельством, кстати, во многом объясняется динамика численности украинцев в советских предвоенных переписях. Абсолютизация этничности была неразрывной составляющей ленинской национальной политики, и зачастую она давала неверную картину действительности, поскольку этническое происхождение далеко не всегда совпадает с национальным самоопределением и национальным выбором индивида. Украинская национальная идентичность, как и украинское национальное самосознание, в 1920-х гг. еще только утверждалась в народных массах. Поэтому число людей, чья национальность была зафиксирована как «украинец», превышало реальное число тех, кто считал себя таковым. Перепись 1926 г. как раз явилась средством, закрепляющим за данным этническим коллективом именно украинскую идентичность. При проведении переписи, конечно, ни о какой иной фиксации своей народности (скажем, как «хохол», не говоря уже о «малороссах») не могло быть и речи, поэтому все «подходящие» были записаны как «украинцы». Кроме того, часто национальность давали по месту рождения, что способствовало увеличению удельного веса украинцев в населении УССР и в рабочем классе в частности[410]
. Увеличилась их доля и среди членов КП(б)У, причем не только из-за приема в партию украиноязычных граждан. Многие из тех, кто ранее писался русским потому, что говорил на русском языке, стали обозначать свою национальность как «украинец», исходя из места своего рождения или же из-за конъюнктурных соображений[411].Итак, согласно этой переписи, в целом по рабочему классу украинцев насчитывалось 55 %, русских – 29 %, евреев – 9 % и прочих -7%. Среди ядра рабочего класса, промышленного пролетариата, доля украинцев была меньше – 43 %. К 1929 г. она выросла до 48 %[412]
. Наиболее точно судить о национальном составе рабочего класса позволяет профсоюзная статистика (в основу которой, опять же, был положен этнический принцип), поскольку основная масса пролетариата была охвачена своими профессиональными организациями. Согласно ей, на 1924 г. во всех профсоюзах работников-украинцев значилось 45 %. В тех союзах, которые имели более тесную связь с сельским хозяйством, их доля была выше. Например, в профсоюзе работников земли и леса (Рабземлес) украинцев было уже 50 %, а среди сахарников – около 70 %[413].Вообще, для рабочего класса Украины была характерна следующая особенность. Чем выше была квалификация той или иной группы рабочего класса, чем слабее в ней ощущалась связь с селом (на профессиональном и личном уровне), тем слабее в ней замечались признаки украинского культурного влияния, тем крепче она была связана с русской культурой. И дело здесь не только в том, что среди высококвалифицированных групп процент этнических великороссов был выше. Указанная особенность относится как раз к этническим украинцам. К тому же немало тех, кто считал себя русским, по своему происхождению мог быть отнесен к украинцам (что позже и произошло, когда стали вводить паспортную систему с обязательным указанием национальности по одному из родителей). Наиболее высоким процент русских и обрусевших рабочих (точнее сказать, вошедших в русскую национально-культурную общность и овладевших единственными на то время «высокими» культурой и языком) был в тяжелой промышленности (особенно в металлургической отрасли) и в горном деле. Украинцев (по происхождению и языку) больше всего было среди временных, строительных и сельскохозяйственных рабочих[414]
.Рабочий класс на Украине имел по преимуществу русский облик, был вовлечен во всероссийские политические процессы и неразрывно связан с российским пролетариатом. Именно этим объясняется отсутствие интереса к украинскому вопросу у подавляющей массы рабочих. Конечно, сказанное не означает, что до революции какие-то группы рабочих, особенно в небольших городах, не могли быть в той или иной степени вовлечены в украинское движение или симпатизировать его целям. Они вполне могли участвовать в работе украинских культурно-просветительских обществ, например «просвит». Могли они выписывать украинскую прессу или отмечать шевченковский юбилей (как, скажем, рабочие Нижнеднепровских железнодорожных мастерских)[415]
. Но в целом такие случаи были редкостью и не могли сколько-нибудь существенно изменить положение вещей.