Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Необходимость сплочения всех сил страны и общества снова вытолкнула на поверхность вопрос о соотношении союзного и республиканского начал в СССР. В республиках имелись силы, в том числе разделявшие идейную платформу национальных движений, которые отстаивали приоритет интересов республик над интересами союзного государства и необходимость предоставления им больших прав. В то же время логика индустриального развития диктовала подход к экономике СССР как к экономике единого государства, а не как к сумме более или менее связанных между собой республиканских экономик. Этот подход присутствовал и в предыдущем десятилетии, но тогда, хотя бы в силу решений X и XII съездов РКП(б), приоритет отдавался развитию республик, что и позволило существенно поднять их экономически и политически, а некоторые и попросту создать на голом месте. 1930-е гг. стали временем дальнейшего укрепления взгляда на Советский Союз именно как на государство, а не на союз республик или зародыш для всемирной республики советов.

Итак, основной причиной изменения приоритетов в национальной сфере стал переход в 1929–1930 гг. к индустриальному рывку – социалистической модернизации. Она была вызвана объективным ходом развития России-СССР и требовала политического, идеологического и экономического единства общества, устранения идейных и прочих противников нового курса. Утверждение социалистической экономики означало ликвидацию тех социальных групп, которые официально считались носителями не только буржуазных отношений, но и национализма. О некоторых других причинах перехода к новой «эпохе» в национальной политике, ставших роковыми для украинского национального движения, речь пойдет ниже. А сейчас следует проследить, как переход к индустриально-колхозному рывку отразился на населении УССР и этом самом движении.

«Великий перелом», население УССР и украинское национальное движение

Крестьянство

В конце 1920-х гг. на селе вновь стал отмечаться рост недовольства. Начало ему было положено хлебным кризисом 1927–1928 гг. Село продолжало находиться в непростых экономических условиях «ножниц цен», которые весьма точно охарактеризовал сам И. Сталин. Крестьянство, говорил он, «платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности – это, во-первых, и более или менее недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты – это, во-вторых» (выделено Сталиным)[1097]. Крестьянство вновь стало придерживать хлеб, дожидаясь повышения цен на него, а то и просто губить урожай. Все это повлекло за собой удорожание промтоваров и ухудшение жизни всех слоев населения страны, в том числе самих крестьян. Неспособность сельского хозяйства обеспечить нужды ускоренного промышленного строительства подталкивала руководство ВКП(б) к мерам внеэкономического характера. Уже после XV съезда (1927 г.) в ход пошли силовые методы изъятия хлеба[1098].

Недовольство выражалось в форме саботажа и срыва заготовительных и налоговых кампаний, порче продуктов, росте антисоветских настроений, терактах против представителей власти и т. п. Естественно, чаще всего в этом были замечены зажиточные крестьяне, а также политически неблагонадежные лица («бывшие», участники бандформирований)[1099]. Это не было бандитизмом сродни тому, что имел место в начале десятилетия. Теперь в силу разных причин он не мог получить такого размаха. Что немаловажно, у огромной массы населения (хотя, конечно, были и исключения) укрепилось сознание безальтернативности УССР и СССР как страны в целом. Но при всем том статистика ГПУ отмечала, что в 1928 г. произошел резкий рост выступлений, охарактеризованных как террористические. Так, если в 1927 г. по республике было зафиксировано 173 таких случая, то с января по ноябрь 1928 – уже 351, из них в два последних месяца – 74[1100]. Далеко не все из них являлись проявлениями настоящего терроризма. Однако угрозы, избиения крестьян-активистов, советских работников и коммунистов, покушения на них часто действительно были сопротивлением осуществлявшимся мероприятиям или произволу их конкретных исполнителей и потому могут считаться проявлением классовой борьбы.