Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Появление на свет Валуевского циркуляра, который украинские националисты считали и считают гонениями на украинскую культуру, было вызвано реакцией на Польское восстание 1863 г., а кроме того, опасением украинского сепаратизма и его возможного использования поляками в своих целях. Польские корни украинофильства, особенно его политических проявлений, о чем мы уже упоминали, были ясно различимы. Еще «Книга бытия украинского народа» провозглашала «сестринские» отношения Украины и Польши («как будто ничего не было между ними плохого») и даже заверяла, что Украина «разбудит Польшу»[57]. Правда, истинными будителями были как раз поляки, стремившиеся сделать из малороссов союзников в борьбе за воссоздание независимой Польши или, по крайней мере, противников России и потому идейно и организационно взращивавшие политическое украинство.

В том, насколько украинское движение было ориентировано на «польского учителя», можно убедиться из опубликованного в 1863 г. стихотворения «Ще не вмерла Украина» видного этнографа и украинофила П. П. Чубинского. Бросается в глаза прямое подражание польскому гимну «Еще Польска не сгинела». В стихотворении содержится горячий призыв к потомкам «козацького роду» восстать, «волю добывать» и «запанувать в своей сторонке». Призыв к восстанию Чубинский объяснял просто:

Наші браття Славяне вже за зброю взялись;
Не діжде ніхто, щобъ ми по-заду зістались.
Поєднаймось разомъ всі братчики – Славяне:
Нехай гинуть вороги, най воля настане!

Кто враг украинцев-казаков и их «братьев» поляков – ясно: это Россия и москали. Украину гнетет наследие Хмельницкого:

Ой, Богдане, Богдане, славний нашъ гетьмане!
Нащо віддав Україну москалям поганимъ?!
Щобъ вернути її честь ляжем головами,
Назовемся України вірними синами![58]

Характерно, что этот стихотворный призыв к восстанию появился именно в 1863 г. Но особенно символично то, что стихотворение стало настоящим гимном украинского движения, вдохновляя последующие поколения его адептов (и в том числе в XX в.) на борьбу за воплощение в жизнь национальных идеалов.

Рассчитывали польские мятежники и поднять крестьянское восстание. Но эти планы провалились: малорусское крестьянство не только не поддержало поляков, но и помогало русской армии подавлять восстание. Тем не менее угроза проникновения на село антиправительственной пропаганды через деятельность активистов украинского движения была ненадуманной. Другой причиной запрещения издания книг для народа, помимо его национальной составляющей, стала боязнь распространения среди крестьянства социалистических народнических идей[59].

Если посмотреть на проблему несколько шире, то можно заметить, что Валуевский циркуляр, последующие правительственные меры в отношении украинского движения, как и «антиукраинская» настроенность русских властей и их политика «русификации» Украины, имели своей целью сохранение и укрепление целостности русского общества и формирующейся в его недрах русской нации, частью которой считались малороссы[60]. Надо отметить и то, что «антиукраинскими» этот и некоторые последующие шаги были, с точки зрения адептов национального движения, узкой и маргинальной в то время политической группы, и того проекта, который она воплощала в жизнь, а вовсе не с точки зрения современного понимания термина «антиукраинский» в значении «антинародный».

В этот же период происходит осмысление российским обществом украинского движения как движения национального, направленного на создание особой национальной общности. При этом в ее создании стала усматриваться прямая угроза национальной и государственной целостности России. В том, что создание украинской национальной общности рано или поздно поставит под вопрос целостность государства, были убеждены многие противники украинского движения. Сами украинофилы отрицали наличие каких бы то ни было планов по отделению от России. Историк и учитель одного из отцов украинского движения М. С. Грушевского, В. Б. Антонович, называл упреки в сепаратизме или желании «сепаратизма государственного» бессмысленной и наивнейшей клеветой, но тут же пояснял, что совсем другое дело, «когда под словом сепаратизм понимают желание развить южнорусский язык и южнорусскую литературу»[61].