Украл — поделись

– А продолжать и нечего. Из разговора я поняла, что ты отбыл в Москву. Проходит день, два, проходит, наконец, три дня, а от тебя ни звуку. Я забеспокоилась. Посидела денёк у твоего дома, проводила тебя кое-куда… – Ирина смущённо улыбнулась. – Потом за тобой понаблюдали кое-кто. Что ещё? Да, потом с тобой и твоими подружками познакомилась моя сестрёнка двоюродная.

– Что она хотела? Та, что звонила.

– Телефончик твой.

– А ты?

– Обижаешь. Я же говорю: она даже не представилась. – Ирина поднялась. – Когда встретимся?

– Завтра.

– Прекрасно, созвонимся. Ты поезжай, а я пройдусь. Пока. – Лицо Ирины светилось лаской и дружелюбием.

– Пока. До завтра.

Прощаясь с Ириной, Виктор улыбался, однако, оставшись один совсем скис. Надо же было так лопухнуться! А всё язык. Который без костей. И вот результат. Отдай половину своих кровных, можно сказать, трудовых этой гадюке сияющей.

38

На крыльце Виктор остановился, жмурясь от свежевыпавшего снежка. Воздух показался ему морозным и свежим. Виктор нагнулся и зачерпнул рукою горсть снега. И стал разглядывать его, теперь уж не жмурясь, а хмурясь. Снег быстро таял в руке.

– Скопление тысяч кристалликов льда, мельчайших и искристых. Словно мерцающие огоньки надежд. Я тоже люблю смотреть на снег.

Голос показался знакомым. Виктор обернулся. Да, и в самом деле. Впрочем, этого следовало ожидать.

– А ты не рад мне, – с грустью сказала женщина. Кроме грусти, в голосе её звучало удивление.

Виктор молча смотрел на неё и постепенно наполнялся негодованием. Дожить чуть ли не до сорока лет и быть такой наивной! Ох, бабы, бабы! Чем дольше живут, тем реже глядятся в зеркало. А если и глянет такая в зеркало, то, вероятно, увидит не себя, а семнадцатилетнюю девочку. И он, по её мнению, видимо, должен был мечтать об этой встрече!

– Здравствуй, любимый! – Сделав над собою усилие, женщина радостно улыбнулась.

– Привет, – отозвался Виктор.

– Ты и действительно не рад мне, – совсем расстроилась женщина. – А я столько дней жила ожиданием этой минуты! Сначала, конечно, я окончательно пала было духом, я не видела возможности переломить критическую ситуацию. Тоска! Это когда все жизненные силы угасают, и ничего не хочется. Я плакала. Много. А когда долго плачешь, то потом хочется окунуться в грёзы, помечтать о несбыточном. Я стала мечтать, а потом думать и размышлять. И вспомнила название фирмы, которое ты упоминал. Для примера. Я подумала: а вдруг! Порылась в справочниках и нашла телефон. И вот я здесь. Я нашла тебя. А ты вовсе не рад, милый.

Виктор тоскливо огляделся по сторонам. Сесть в машину и уехать? Но тогда он засветит личное транспортное средство, свой любимый «мерс». Лучшим выходом было бы провалиться сквозь землю. Можно, конечно, припустить по улице – ей не угнаться. Такси! Это то, что требуется. Виктор взмахом руки остановил проезжавшие мимо «Жигули» и стремительно прыгнул на переднее сиденье.

– Трогай!

Но автомобиль стоял на месте.

– В чём дело?! Давай! – Виктор обернул к водителю гневное лицо. – Я же сказал: трогай!

– Да жена же не успела, – виновато и удивлённо пробормотал водитель.

– Какая ещё жена?! – возмутился Виктор. – Если я не женат!

– Ну не жена, ну, как там… – проговорил водитель и растерянно оглянулся на усаживающуюся на заднее сиденье женщину.

– Ладно, приехали. – Виктор открыл дверцу и выбрался наружу. Дождавшись, пока Люба сделает то же самое, обернулся, спросил: – Разве ты не едешь на этом «жигуле»?

Люба смутилась.

– Ты вылез – и я…

– Что ты хочешь? – не без неприязни спросил Виктор, потрясая кистью руки.

– Хотела повидать тебя. Я соскучилась, – пролепетала Люба. – Я очень соскучилась, милый!

– Эта твоя прихоть обойдётся мне в десятки тысяч долларов, дорогая моя!

– Какие доллары? – поразилась Люба. – Мне не надо от тебя никаких долларов!

Вскоре они уже сидели в кафе и ожидали, когда им принесут по бифштексу. Виктор мрачно молчал. Люба, всё ещё обескураженная холодной встречей (она подобного отнюдь не ожидала), робко поглядывала на возлюбленного.

До такой степени мерзко Виктору давно уже не было. Да и как, собственно, должно чувствовать себя живое существо, включённое в жёстко заданные ему обстоятельства, когда нащупать какую-то иную мелодию событий просто не реально.

– Ты выпить ничего не заказал, – не без обиды произнесла Люба.

– Что? – отвлёкся от мрачных мыслей Виктор.

– Мы даже не выпьем за встречу? – переспросила Люба.

– Я же заказал кофе.

– Кофе! Хм! – Люба надула губки.

– Ты права. Водка сегодня очень кстати, – усмехнулся Виктор. – Граммов по сто закажем.

Когда заказ уже был на столе, Люба, теребя салфетку, проговорила:

– Тебе не кажется, что тонко чувствующий человек способен увидеть в этом скрытый укор.

– Какой укор? В чём?

– Ты заказал водку, а не шампанское.

Виктор только взглянул на Любу, и ничего не сказал. Не водку, а шампанское, видите ли… Обывательщина. Типичнейшая. Наверное, и цветов следовало накупить. Кондовая обывательщина! И неожиданно мелькнула интересная мысль, заставившая его оценивающе посмотреть на Любу. Хорошая, однако, идея. Обыватель не любит, обыватель боится сумасшедших.