Украсть миллиард (СИ)

Полжизни, прожитые «на неметчине», похоже, ничуть не повлияли на характер Марии Менкель, в девичестве, Смеловой. Я это почувствовал еще тогда, когда она меня прикрыла в полицейском участке: без слова, лишь мельком взглянув в мою сторону. Мгновенно просекла ситуацию и поступила так, как никогда не поступила бы добропорядочная немка — хладнокровно солгала представителю власти.

Сейчас ей тоже ничего не пришлось объяснять. Она закурила «суперлегкую» сигарету, стряхнула пепел в первую попавшуюся кружку и решительно сказала:

— Среди моих студентов того, кто мог бы сляпать бомбу «на коленке» нет. По уровню знаний это могли бы быть трое: Дитер Шайне, Клаус Штурмфогель и Гизелла Браун. Но Дитер трусоват, Клаус — немец до мозга костей и скорее укусит себя за локоть, чем даже перейдет улицу в неположенном месте. А Гизелла… Умная девочка, но ленива до крайности, таких не берут в террористы. Вернее, — усмехнулась Мария, — они сами не идут. Там же шевелиться надо.

— Меня интересует вот этот паренек, — сказал я, протягивая Маше телефон, на который Кролик мне скинул несколько фото нашего подозреваемого.

— Гюнтер? — поразилась Маша. Ее большие очки подпрыгнули на переносице, — Да никогда в жизни! Этот балбес и непроходимый сачок с амбициями Билла Гейтца, но без его мозгов, смог бы смастерить разве что хлеборезку, да и то лишь под дулом пистолета. И, кстати, она бы ничего не разрезала. У парня обе руки левые.

— А если бы кто-то другой дал ему бомбу? Он согласился бы пронести ее на борт самолета?

— За приличные деньги — запросто.

— Но значит…

— Ничего это не значит, — докурив, Маша загасила бычок в кружке и немедленно потянула из пачки вторую сигарету, — то, что произошло в самолете… это был ювелирный взрыв. Понимаете, направленный взрыв — это не просто высшая математика, это искусство. Наитие! Его нельзя просто тупо рассчитать ни на каком компьютере. Его нужно чувствовать кончиками пальцев, как хирург чувствует скальпель, музыкант — струну, как классный «медвежатник» чувствует сейф!

Мария раскраснелась, очки сползли на нос и синие глаза, не прикрытые броней толстенных стекол, засияли неземным светом, как очи Магдалены.

— Красивые сравнения, — усмехнулся я, — особенно последнее.

— «Красота — это взрыв!» — Мария взмахнула рукой, чуть не сбив собственные очки. Но тут же опомнилась, поправила их и снова попыталась превратиться во фрау Менкель. — Проблема в том, что есть лишь один человек, который мог бы придумать и подготовить ТАКОЙ взрыв. Струя огня под давлением пробила перегородку и повредила систему управления рулями. А должна была пробить топливный бак. Если бы это был другой самолет.

— Откуда вы знаете? — удивился я.

— Из газет, — хмыкнула Мария, — кресло, под которое террорист положил бомбу — ежу понятно, куда он целился, там же больше рядом нет ничего подходящего. Но — одна бутылка! Одна! Пол-литра. Ни одно вещество, известное на сегодняшний день, не может дать такой эффект при таком объеме. Даже галитропалион…

— Галитропалион? Никогда не слышал.

— Изобретение Манфреда пятилетней давности. За него он получил Нобелевку. Потрясающая вещь. Если бы она была у Бога, тот создал бы мир не за семь дней, а гораздо раньше. Но даже галитропалион этого не может.

Маша откинулась на высокой табуретке, скрестила ноги, обтянутые дорогим капроном и, опустив голову, задумчиво проговорила:

— И, все-таки, она вертится…

— Она рванула, хотели вы сказать?

— Именно, — тихо кивнула Маша, — она есть и она отнимает жизни… Понимаете, Крыса, мы, я и Манфред работали над тем, чтобы спасать людей. Засыпанных в шахте, попавших под лавину, замурованных в тоннеле, угодивших под завал… Везде, где нет возможности применить большой объем, но нужна сила и высокая точность. Мы работали ради жизни. Не ради смерти.

— Оппенгеймер тоже давал деньги не ради смерти, а ради безопасности родины, — заметил я, — среди истинных ученых мало злодеев. Процесс познания истины это страсть и, как любая страсть, он захватывает целиком и не терпит рядом с собой других страстей. Вопрос в другом. Если этой бомбы не могло существовать в природе — откуда, черт возьми, она взялась?

* * *

Я тихонько, стараясь лишний раз даже не шевелиться, сидел в «Пете» и, осторожно потягивая минералку маленькими глотками, боролся со сном. Плейер, купленный по случаю, играл старые хиты «Битлз». В самый раз, чтобы и не уснуть, и чрезмерно не вслушиваться.

Один раз мимо меня проехала полицейская машина. Я сполз на сиденье и прикинулся шлангом: в Мюнхене нельзя ночевать в машине, это слишком похоже на бродяжничество. И, вероятно, подрывает бизнес хозяев мотелей и кемпингов.

С водой же я осторожничал по самой простой причине: а куда потом, извиняюсь, сходить коня привязать? Нет, платных туалетов тут много, но ночью все они закрыты, а о том, чтобы сделать свои дела прямо на улице, нечего и думать. Немедленно загребут на общественные работы, и будешь ты этот обмоченный тротуар зубной щеткой драить.