Украсть миллиард

В кафе, выглядевшем, кстати, как самая обычная немецкая пивная, только чуть менее опрятном, из-за раннего часа не было никого, и старый хозяин с удовольствием принял приглашение выпить с первым клиентом чаю и поболтать «за жизнь». На слова ветерана я только диву давался. Старику чуть не сотня лет, а он прямой ходит как струна. Да чтоб я так жил!

- До Берлина я не дошел. Только до Мюнхена, - тихо рассмеялся дед.

- А как ты тут оказался? В стане врага? – полюбопытствовал я.

- У немцев-то? Да какие они нам враги? Убежденной сволочи, тех, кого в Нюрнберге не довешали, сейчас почти не осталось. Вымерли естественным путем, как мамонты. А нынешние – отличные ребята. Ко мне часто заходят «ершика» дернуть. Говорят: русская водка плюс немецкое пиво – равно дружба народов! А оказался просто – внучка моя, Машка, замуж за немца вышла, познакомились по студенческому обмену. Она меня сюда и вызвала, сказала, у ее Иогана коммерческой жилки нет совсем, профукает отцово наследство. И точно, пивнушка-то загибалась. А при мне – ожила.

- Еще бы, - невольно фыркнул я, - с такой-то вывеской.

Вывеска и впрямь была еще та: русские слова, но написанные латиницей, да еще готическим шрифтом. И в качестве символа – вполне каноничный европейский дракон… в буденовке! Я как увидел, на тротуар сел и почти пять минут встать не мог, благо, они тут с шампунем вымыты.

- Когда в восемнадцатом году короли отсюда драпанули, Мюнхен и впрямь объявил себя Баварской Советской Республикой. Ненадолго, правда. Через месяц ее Веймарская республика, да части Фрайкора скушали.

- Никогда не слышал, - честно признался я.

- Да и тут не многие слышали… А в тридцать восьмом именно здесь сдали Гитлеру Чехословакию. Об этом сейчас тоже… не знают. Предпочитают не знать. Память у людей короткая.

- Ну и как тут живется?

- Да хорошо живется. Одно только плохо… - ветеран ехидно прищурился. – Утром встанешь, а немцы уже в городе. Эва, как!

Я шутку-юмора оценил и все же решил спросить еще:

- А по родине-то не тоскуешь?

- А чего по ней тосковать? – по-настоящему удивился дед, который представился мне Василием, по здешнему, без отчества, - я туда три-четыре раза в год езжу, на ярославщину-то… Супружница у меня там схоронена, за могилкой слежу. Конечно, надо бы и мне ближе к дому. Срок-то подходит, а ложиться лучше в свою землицу. Только пропадут тут без меня Иван-то с Марьей. Они – интеллектуалы, в университете преподают оба. Университет здесь знаменитый, тут сам Планк преподавал. Знаешь, поди, «постоянную Планка?»

- Это тот, который квант открыл? - сообразил я, - а что, внучка у тебя тоже физик?

- Тот самый. А Маша у меня не физик, у нее всегда душа больше к химии лежала.

И вот тут я второй раз чуть не сел на пол.

- Твоя внучка преподает химию в Университете? – переспросил я, боясь поверить в такое невероятное, просто сказочное везенье.

- Ну да, - с законной гордостью кивнул дед Василий, - профессор она, от как. Еще чаю? Тебе с сахаром, аль по-новому, с заменителем?

- Мне по-барабану, лишь бы байда побольше, да вода погорячее.

- А покушать? Хочешь, я тебе картошки сварю?

- В мундире?

- А и в мундире.

- Дед, может у тебя и огурчик соленый найдется?

- Я тебе скажу по секрету, у меня и сальцо есть, - сощурился он.

- Ну… Нет слов!

- Ты посиди, я быстро управлюсь. Мы сейчас с тобой такой обед забацаем! Оно, конечно, рановато для обеда, но рано не поздно, верно?

Ясен перец, такой натюрморт просто не мог обойтись без родимой, которая и в тени – сорок градусов. А дед Василий притащил даже не водку – настоящий самогон «со слезой». Зачем в Германии гнать самогон, когда тут отличной водки – хоть залейся, не понимаю. Загадочная русская душа… Слово за слово, за Россию, за Германию, за физику с химией, за Планка с Менделеевым, а заодно и за упокой души новопреставленного Фридриха Манфреда, по которому Машка сильно убивалась, говорила, дюже умный был мужик…

- Неси-ка пиво, дед Василий! На безрыбье – и «ерш» - рыба.

В общем, нахимичили мы так, что с физикой возникли серьезные проблемы. Земное тяготение, похоже, выросло раз в пять, а Земля завертелась со скоростью колеса гоночного болида. И первый посетитель «Республики» чуть не стал вторым новопреставленным, когда навстречу ему из полуоткрытых дверей вырвалась неприлично громкая мелодия, и два голоса, мимо нот, но вдохновенно выводившие под караоке: «А поле боя держится на танках. Взревут моторы и сверкнет броня. По грязи, по оврагам полустанков прорвут любую линию огня…»

***

- Ваше имя? – полицейский сержант подвинул к себе клавиатуру.

Стул был жесткий, как в любом полицейском участке, стены мрачно-коричневого колера, а еще тут было слишком много этих отличных парней, гарантов порядка и безопасности, в бежево-зеленой форме и в гражданском, настоящих ценителей прекрасного… Такой шедевр, как мои права, они оценили бы очень высоко. Лет на пять, не меньше. Поэтому показывать его нельзя ни в коем случае, решил я.

- Ваше имя? – терпеливо повторил полицейский.

- Дэниэл Крейг, - брякнул кто-то, сидевший в моей голове. Видимо, «ершик».