Украсть право первой ночи

Он поднялся с кровати и быстро оделся. Сказал:

– Я опять выйду, не буду мешать. Погоди, воду тебе подогрею, – подошел к скамье, где стояли умывальные принадлежности, и несколькими пассами руки сделал воду в кувшине тёплой. – Тут всё для тебя, не стесняйся.

– Спасибо, милорд, – кротко ответила Мариса, и посмотрела ему вслед.

Эта простая забота – то, что для неё мимоходом подогрели воду и не придётся мыться холодной, – изумила её едва ли не больше, чем способ, которым это было сделано.

И на сорочке, и на простыне остались яркие красные пятна, Мариса поспешно сложила всё испачканное в сторону, и сама смущалась, отводила взгляд от кровавых меток, как будто только сейчас осознав – вот, это случилось с ней! И ведь не так случилось, как с другими, и что будет?..

Сама виновата. Мало что против не была, а попросила, можно сказать. Кто угодно скажет – бессовестная.

Вот и ладно. Не жаль ведь? А всё прочее не сегодня, потом.

Она вымылась теплой водой, поливая себя из кувшина, вытерлась простыней и надела свежую сорочку. Волосы так запутались, что местами пришлось раздирать гребнем, теперь она заплела косу и перетянула кончик оторванной от белоснежной салфетки лентой. Недавно не решилась бы порвать хорошую салфетку, но сказал ведь лорд – тут все для тебя. Значит можно. И хорошо, что и простыней много, и сорочка не одна.

Лорда звать не пришлось – как почувствовал, что она готова. Зашел, слегка поклонился:

– Позволишь? – улыбнулся.

Решил поиграть, понятно. Она проглотила смешок:

– Прошу вас, пожалуйте, милорд.

– Садись, – он подвинул ей стул.

– Благодарю, милорд, я не голодна, я лучше потом, после вас…

– Садись! – повторил он. – Чувствуй себя как дома.

Как дома? В доме дядюшки Фуртафа все домашние столовались вместе и одновременно, и семья, и работники, ну а когда что-то принести и подать – для этого, конечно, Мариса. Но за столом она спокойно сидела и ела со всеми, и кусок в горле не застревал. А вот сесть за стол вместе с рыжим было поначалу странно, даже еда не в радость, хотя проголодаться за день Мариса успела.

– Ешь, – рыжий сам нарезал ей мясо и положил на тарелку, подвинул овощи. – Тут всё вкусно. Сначала выпей вина, – он налил ей красно-рубинового вина в высокий стакан.

Запоздало вспомнил, что с вина собирался начать – чтобы девушка расслабилась и не боялась. И так обошлось. Но пусть выпьет теперь – это поможет им продолжить.

Граф, как говорили, всегда потчевал невест чашей разбавленного вина, и, кажется, чего-то в неё добавлял, но тут Ивин утверждать не стал бы – это был секрет дядюшки. Слуги болтали много, но потихоньку.

– Можно спросить, милорд? – Мариса подняла на него взгляд.

Она опять села так, чтобы повернуться к нему неповрежденной стороной лица, и он мог любоваться её нежной кожей и точёным профилем, и как дрожат в улыбке полные губы.

– Спрашивай.

– Что означают буквы на гребне? Там две буквы «К».

Ивин понятия не имел, откуда взялся гребень. Но про буквы догадаться было просто.

– Девичье имя последней графини Финерваут – Камилла Калани. Наверняка в замке осталось много её вещей. Но странно… хотя ладно. Ты нашла гребень под зеркалом?

– Да, милорд.

Он подлил Марисе ещё вина.

Странно было, что гребень с монограммой графини нашёлся в башне колдуньи. Он-то считал, то графине незачем было тут бывать, это уединённое место принадлежало другой особе, серьезной и необщительной. Значит, он не совсем верно кое-что представлял.

– Калани – тоже колдовской род?

– Что ты, нет. Но это древний и знаменитый род, причём из Кандрии. Леди Камилла приехала в Грет вместе с королевой Альденой. Хотя, тогда она была лишь невестой короля. Леди Камилла рано потеряла родителей, вот её и отправили сюда в качестве подружки королевы.

Мариса послушала и, хмурясь, кивнула.

– А потом она стала женой графа Финерваута?

– Ну да. Такой был уговор, что подругам королевы организуют браки со знатными особами. Моя мать вот… – он осёкся и замолчал. – Ладно, ничего.

О матери не хотелось говорить с Марисой. Та тоже была подругой королевы и, как и леди Камилла, вышла замуж за графа…

– Ты разговариваешь, а не ешь, – заметил он и отрезал ей ещё мяса. – Вкусно ведь?

Отчего-то возиться с девчонкой и даже болтать с ней было забавно и нравилось.

– А что такое колдовской род? В нем все колдуны?

– Нет же. Просто в таких семьях периодически рождаются люди с колдовским даром. Людей без дара даже в колдовских родах всегда больше.

– Отец Эвол объяснял. Время, когда колдунов много, сменяется таким, когда их совсем мало. Сейчас такое, когда мало, да?

– Именно так.

Ивин уже не удивлялся, что тот священник болтал без умолку с деревенской девчонкой о лишних для неё вещах.

– Говоришь, приёмная мать заплатила священнику, чтобы он тебя учил? Это она привезла тебя сюда?

– Я приехала сюда со своей мамой. И ничего про себя не помню, – погрустнела Мариса. – Не помню, как я была маленькой. Не помню того, что было до пожара у лесника. Но мне говорили, что здесь, в Финервауте, моя мама умерла. Мы ехали с ней в обозе, она заболела и её высадили в деревне. Говорили, что только колдун мог бы помочь.