Укрепить престол (СИ)

Зима была сложнейшая. Армяне, которые захотели перебраться в Россию из Персии, наверняка, не один раз пожалели о своем решении. Сложно ли расселить более десяти тысяч человек? Невозможно. Но сделано было очень много, чтобы зиму, пока Волга не избавится от льда, люди хоть как-то, но прожили. Не отправь Татищев часть людей еще по осени, случилась бы катострофа.

Первое препятствие в деле Татищева по сохранению новых подданных государя, было встречено сразу в Астрахани. Воевода, к слову недавно назначенный и, вроде бы, из команды Димитрия Иоанновича, Михаил Петрович Волконский, по прозвищу «Жмурка», стал просто открещиваться от всех дел. Мол, не его это проблемы — какие-то там армяне. Татищев и так к нему, посидеть с хмельным, и этак — умаслить подарком. Но… выпили вина с медами, и подарки Жмурка принял, но от армян все равно открестился.

Можно было понять воеводу, была у него своя правда. Пусть продовольствия в Астрахани было в достатке, но нет ни у одного воеводы уверенности в центральной власти. А что, если в этом году продовольствие, порох, да денег на коней дали, а потом лет так… пять ничего не дадут? И была бы Астрахань городом, который может себя прокормить, так нет — крестьян в должном количестве не имеется, народов и народцев слишком много, чтобы говорить о полной безопасности чуть поодаль от города.

Татищев пошел на жесткие меры. Если воевода не покупался, что нонсенс, но и такое бывает, то продалось его окружение. Волконского не то, чтобы арестовали. Просто в какой-то момент некоторые люди посчитали, что грамота государева, что была у Татищева, была сильнее государевой грамоты Волконского. Воеводу просто не замечали, а все дела стали замыкаться на Михаиле Игнатьевиче.

Для того, чтобы построить хоть какие жилища, для строительства бралось все, вплоть до корабельной доски даже с поврежденных ладей и кочей. И все равно не получилось всех расселить и, как только на Волге стал лед, были отправлены сани в Казань, частью, саней было мало. Отдельно ужимались и стрельцы и городовые казаки, спали по очереди. Благо, склады в Астрахани позволяли не голодать.

Такого напряжения Татищев еще никогда не ощущал, поэтому жаждал увидеть купола московских храмов. И спихнуть по быстрее людей, жизнь которых смог, по большей части, сохранить.

Сам Михаил Игнатьевич не был похож на себя. Он за последние полгода постарел, словно на все десять лет. Особенно старость просматривалась в нездоровой худобе мужчины. Не то, чтобы Татищев плохо питался, он слишком много работал, чтобы обычного количества еды ему хватало. Впрочем, калорийность даже его стола оставляла желать лучшего.

— Ты, Михаил Игнатьевич, нарочно ждал, когда я стану воеводой в Москве, чтобы привезти столько людей? — спросил князь Пожарский.

— Привел людей, как только стало можно! — устало, обидчиво, отвечал Татищев.

— Н-да! — многозначительно протянул Дмитрий Михайлович Пожарский.

— А-н-да, — вторил ему Татищев.

Оба мужчины в первый раз в жизни так сильно устали от работы, об возможной интенсивности которой ранее и не предполагали. Каждый день были свои проблемы, свои вопросы, каждый из которых являлся столь важным, что не предполагал попустительства. Пожарский, получая должность, был удостоен и тщательного разбора функциональных обязанностей воеводы в Москве. Государь не просил сохранить существующее и не сделать хуже, он требовал увидеть столицу строящуюся, обновляемую, с развивающимся производством. А такой подход требовал много усилий ото всех, прежде всего, воеводы.

И не упрекал Пожарский Татищева, он только лишь бурчал. Система фильтрации пленников и переселенцев уже практически отработана и те всего-то семь тысяч человек, которых привез Михаил Игнатьевич, большой проблемой не станут.

— Список есть? Кабы там прописано было ремесло, али к чему иному кто сгоден? — спросил Пожарский и Татищев протянул уже изрядно потрепанные бумаги, которые были составлены еще три месяца назад.

Изучая бумаги, Пожарский что-то отмечал, дописывал, ставил какие-то цифры. После позвал дьяка, который так же что-то подсчитывал. Татищев же чуть не уснул. Усталость стала тенью мужчины и даже после долгого сна, он все равно просыпался уже уставшим, когда мог вновь уснуть, хоть стоя.

— Вот! — победно произнес Пожарский через минут сорок каких-то подсчетов и споров с дьяком. — Тебе токмо за людишек казна должна пятнадцать тысяч. А коли подтвердятся, что те, кого ты записал в мастера, таковыми и являются, то еще две тысячи рублей сверху.

Озвученные цифры чуть оживили Татищева. Он сильно истощился с этим персидским посольством. И получается, что только люди могли треть затрат отбить. А есть еще немало товаров, что привез Михаил Игнатьевич, о продаже привезенного сейчас договариваются приказчики, да и государь обещал отдать потраченное. Получалось, что посольство, если все выполнят свои обязательства, даже оказалось лично для Татищева прибыльным.