Укрепленные города

– Спи, Верста, спи, тупая ты, как я не знаю что, спи, чего ты плачешь, что я тебе сделал, я просто так – пошутил, я ему не хотел говорить, что Анька умерла, а этому Плотникову я сам завтра напишу, ну не буду же я сейчас вставать и письма писать, у меня руки не двигаются, ну перестань, я тебе серьезно говорю – перестань, давай-давай, повернись на правый бок – дам овса тебе мешок, приходи к нам, тетя-кошка, нашу мышку покачать, ладно – не хочешь колыбельной песни, расскажу тебе колыбельную сказку, солдатскую, хочешь?..

Вся подушка была вывожена в мокром, разведенном слезами Версты, сигаретном пепле, одеяло комом выпирало из пододеяльника, а Верста рыдала и рыдала – столь горько, – что я вылетел прыжком из постели, – хрястнула под пяткой спичечница, – и прижимая ладонью к ребрам онемелое от грохота сердце, рявкнул:

– Заткнись, гадина!!!

И Верста, длиннючая, Коломенская, воздвиглась на кровати, трясясь крошечными дряблыми молочными железками, головой чуть ли не под потолок, удвоилась черною тенью –

– Пошел вон, подонок, сука ебаная, жиртрест...

Жиртрест, не чуяный двадцать лет без малого, мгновенно насел на меня раскаленным конусом – с головы до ног, – и я заплакал, бросился на Версту, повалил, смешав с одеялом, придавил кучу всем своим жиртрестом, отыскал личико Версты, сдавил по ушам руками и стал мыть языком, вылизывать, захлебываясь нашими общими слезами и соплями. Верста ворочалась, поджимала ноги, – а через десять минут сомлела..,

... – Откуда ты знаешь это слово?

– Какое?

– Жиртрест.

– Ты обиделся, да? не надо, хорошо? Ты очень красивый...

– Нет, не обиделся. Откуда ты знаешь слово? Ты ж еще маленькая, даже когда я в школе учился, так уже почти никто не говорил.

– Братик мой старший научил – мне было лет шесть, а я помню... Видишь, я тоже гениальная, вроде тебя.

– Ты одна гениальная, а я мудак.

– Некоторые обещали солдатскую сказку.

– А кто спать будет? Жан-Поль Сартр?

– Гумилев с Ахматовой.

– Сказки бабушки Арины Красная Шапочка и серый волк.

– Он взял ее и натянул...

– Сначала сказку.

– Верста. Четыре утра.

– Хочу порнографическую сказку.

– Она не порнографическая, а мистическая.

– О, нет, ни хуя подобного! Тогда не хочу никаких сказок.

– А просила...

– А я не знала, что она мистическая...

– Мистически-бытовая.

– Витька, тебе Россия снится?

– Верста, объясни мне одну вещь: почему тебе все можно – и мистика, и сновидения, и все такое прочее, а мне ничего нельзя?

– Мне снилось, что я приехала в Ленинград и звоню с вокзала папе... В смысле, хочу позвонить, а у меня только израильские монетки, а двухкопеечной нет. И я боюсь попросить, чтобы не узнали, кто я такая... К чему бы это.

– К дождю.

– Мудак.

– Сказка.

Жил-был капрал Хаддад – родом из Йемена. В июне одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года по общепринятому летоисчислению был позван капрал Хаддад к ответственному шпыню армейской службы безопасности. Как и многие другие младшие командиры из восточных стран, получил Хаддад начальство над двумястами пленными арабами. Завел капрал Хаддад к себе в палатку главного по чину и образованию пленного и сказал: «Гляди, Махмуд. Я такой человек! Я вам и курево достану, и жратва будет, и вода, и душ заделаем для всех, и форменки. Но если я увижу... Не! Почувствую краем мозгов какое-нибудь шевеление, – всех блядиных сынов перестреляю без разговоров.»

Прошло сколько-то там времени. Хаддад и воду давал выше нормы, и еду... А блядины сыны желали жить, есть и пить, душ принимать, а не умирать по дурному.

Ночью пленные спали в специальных огорожинах без крыш, а Хаддад и два его солдата забавлялись игрой под названием шеш – беш: помесь шашек, лото и домино, чтобы вы знали. Один спит – двое играют. Но вскоре приелись капралу его партнеры – тем более, что он сам их играть научил. Начал Хаддад помаленьку приглашать на забаву пленных – сперва Махмуда, а потом и других. Солдаты только рады были – спали дольше. Хаддад и Махмуд играли в шеш-беш и разговаривали. Вполне можно играть без слов, но мозжила, просилась наружу жизнь – пленного и охранника. Застоялась в них судьба до войны, не всегда же они воевали.., И был это единственный мыслимый в их положении невысказанный намек на: ты – человек, я – человек... Потому что обо всем можно поговорить, но о таком лишь, что не мешало Хаддаду быть стражем, а Махмуду – плененным.

Из всех инструкций безопасности, запомнилась Хаддаду одна – у пленных надо время от времени, мораль понижать: не давать им забыть, что почем. И капрал в любой беседе с пленными старался логично перейти на то, как арабы хотели всех нас в море сбросить, и как мы их за шесть дней раздолбали. И если б не американцы с русскими, то заняли бы мы Каир, Дамаск и столицу Хашимитского Королевства Рабат-Аммон. Пленные соглашались.