Укрощение

— Полиция собрала население для прочесывания местности — один из добровольцев и нашел одежду. — Берит всхлипнула. — Должно быть, их унесло сильным течением. Тела их так и не нашли… Ужасная трагедия…

Ее муж опустил взгляд, и было очевидно, как глубоко произошедшее потрясло их обоих.

— Что было потом? — спросила Эрика. Сердце у нее разрывалось при мысли о двух девочках, боровшихся с волнами.

— Полиция провела расследование и констатировала, что это несчастный случай. Мы… конечно, мы долго винили себя, — вздохнул Тони. — Но девочкам все-таки было по пятнадцать лет, и они были очень самостоятельными. С годами мы поняли, что это не наша вина. Никто не мог предположить, что именно произойдет. В детстве обе девочки долго жили в заточении, и мы дали им свободу, когда они попали к нам.

— Очень мудро, — сказала Фальк, обдумывая, понимали ли приемные дети в этой семье, как им повезло.

Она поднялась и протянула руку своим новым знакомым:

— Спасибо, что нашли время встретиться со мной. Я это очень ценю, и мне безумно жаль, что пришлось пробудить тяжелые воспоминания.

— Но и хорошие воспоминания тоже пробудились, — ответила Берит, тепло пожимая ее руку. — Нам довелось за все эти годы заботиться о многих детях, и каждый оставил свой след. Тесс и Луиза были особенными, и они не забыты.

* * *

Дома стало так тихо… Словно пустота, образовавшаяся после ухода Виктории, наполняла дом, переполняла их души, грозя взорвать их изнутри.

Иногда они делали неуклюжие попытки разделить друг с другом свою скорбь, начинали говорить о Виктории, но воспоминания прерывались на полуслове, и незаконченная фраза повисала в воздухе. Как жизнь снова когда-нибудь сможет стать прежней?

Рикки знал, что рано или поздно полиция снова навестит их. Йоста уже звонил, чтобы еще раз проверить, не заметили ли они подозрительных лиц возле дома до исчезновения Виктории. Судя по всему, они теперь располагали сведениями, что кто-то следил за домом. Юный Хальберг понимал, что они захотят спросить маму и папу, известно ли им что-нибудь об отношениях его сестры с Юнасом или о письмах, которые он нашел. В каком-то смысле это дало бы ему облегчение. Очень тяжело было скрывать тайны в такой трудный момент, тяжело было думать, что родителям не все известно…

— Передай мне картошку, — проговорил папа, протянув руку, но не глядя сыну в глаза, и Рикки протянул ему кастрюлю.

Только такие разговоры они теперь вели. О самых обычных и приземленных вещах.

— Морковь будешь? — Мама протянула отцу салатник. Ее рука прикоснулась к его руке, когда он брал его, и она вздрогнула, словно обожглась. Скорбь причиняла такую боль, что они едва могли дотрагиваться друг до друга.

Рикки посмотрел на родителей, сидевших напротив него за кухонным столом. Хелена приготовила ужин, но еда, в которую не вкладывали душу, имела унылый вид и столь же унылый вкус. Они ужинали молча, погрузившись каждый в свои мысли. Скоро придет полиция и нарушит это молчание. И внезапно юноша понял, что должен рассказать все первым. Он собрался с духом:

— Я должен вам кое-что рассказать. О Виктории…

Супруги Хальберг замерли, глядя на него такими глазами, какими давно ни на кого не смотрели. Сердце забилось в груди сильнее, во рту пересохло, но Рикки заставил себя продолжать. Он рассказал о Юнасе, о ссоре в конюшне, о том, как Виктория убежала прочь, о письмах, которые нашел, о странных цитатах… И о грубых обвинениях.

Маркус и Хелена внимательно выслушали его, а затем мать опустила глаза. Но юноша успел заметить в них странную искорку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, что это означает.

Мама уже знала.

* * *

— Стало быть, он не убивал свою жену? Или все-таки убил? — Рита наморщила лоб, терпеливо слушая свою дочь.

— Он был осужден за убийство, однако все время утверждал, что невиновен. Мне не удалось найти никого, кто занимался этим делом, но мне переслали по факсу часть материалов следствия, и я прочла заметки в газетах. Доказательства на самом деле оказались косвенными уликами. — Рассказывая, Паула ходила по кухне, укачивая Лизу. Девочка была на удивление спокойна, что, впрочем, мгновенно изменилось бы, если бы ее мама хоть на минуту остановилась. Она не помнила, когда в последний раз съедала обед, ни разу не прерываясь. Юханна бросила на нее быстрый взгляд, и молодая мать подумала, что, строго говоря, уже настала ее очередь таскать на руках дочь. Никто не говорил, что именно Паула лучше всего приспособлена для этого занятия только потому, что родила ее на свет.

— Сядь на стул! — окликнула Юханна Лео, который после каждой ложки вставал в полный рост на своем высоком стульчике.

— Боже мой, если бы все так делали за едой, то были бы стройными, как тростиночки, — сказал Мелльберг и подмигнул мальчику.

Юханна вздохнула:

— Бертиль, дорогой, тебе обязательно поощрять его? Его и так непросто воспитывать!