Укрощение красного коня

Милиция, уж конечно, нечасто навещала этот институт. Но визит сотрудника угрозыска не удивил, скорее озадачил. Зайцев иронически подумал: оттого что здешние пациенты не пожалуются. Вахтер торопливо набрал номер. «Да вы присядьте», — шепнул он Зайцеву, кладя трубку. Зайцев поднял ладонь, мол, ничего, все в порядке.

Вскоре на площадке высокой лестницы нарисовался юнец. Ассистент, лаборант. Или просто студиоз.

— Вы товарищ Зайцев? — переспросил он, хотя других товарищей рядом не наблюдалось. — Идемте за мной, я вас провожу к профессору Савченко.

Зайцев почему‑то приготовился к запаху животных и госпиталя. Псины и хлорки. Но пахло в коридорах лишь солнцем, мастикой и канцелярией. Профессор Савченко тоже был похож больше на чиновника, чем вивисектора.

— Так‑так‑так, — выслушал он. — Пряник, да. Выдающийся представитель породы. Исключительный результат исключительно грамотной селекции. А что случилось?

— Вот это мы и выясняем, — пожал плечами Зайцев. — А что, это обычная процедура? Я имею в виду: лошадь сразу же отвезли сюда…

— Необычная, конечно! — всплеснул руками Савченко и тут же сцепил их замком на животе, придав себе вид лектора.

«Вот как?» — хотел сказать Зайцев. Но понукать профессора не требовалось — лекция уже началась.

— Обычно мы принимаем трупы, если есть подозрения. Если лошадь пала. Была больна и заболевание ее может быть инфекционным. Знаете, в условиях города и городского извоза любой случай инфекции…

— Так Пряник был болен? — перебил Зайцев.

— Здоров. — Глаза профессора Савченко блеснули. Он почувствовал внутри толчок шутки. — Здоров, так сказать, как конь!

Шутка была рассчитана на студенческую аудиторию, и Зайцев пропустил ее мимо ушей. Он немного подался вперед.

— Что же тогда необычного?

— Не что — кто! Лошадь. Лошадь необычная! Исключительный экстерьер. Правильность сложения. Ровный нрав. Великолепный ход в упряжке и под седлом. Резвость. Исключительная резвость.

— Так это, товарищ Савченко, мне представляется, очевидные качества. Видные невооруженному глазу. Зачем же вскрывать лошадку?

— Это вы, дорогой мой, действительно не понимаете. Внешние, как вы говорите, качества есть сумма внутренних. Объема легких, размеров и веса сердца. Все важно: особенности кровеносной системы, состояние желудка и кишечника. Обмеры костей. Состояние суставов и связок. После смерти Пряник представляет собой сумму ценнейших сведений. Как для советского животноводства, для селекции орловской породы, так и для науки о лошадях как таковой.

Зайцев выпятил губу, покивал с уважением, мол, дела.

— А сумма сведений эта… Что же, можно мне с ней ознакомиться?

— А вам‑то зачем? — простодушно удивился профессор.

Зайцев вполне его понял. Он не знал, чего ищет, что думает найти. Пожал плечами:

— Работа такая. Интересоваться.

— Господи, если это как‑то в чем‑то вам поможет… Ради бога, молодой человек, ради бога. — Он высунулся в коридор. Остановил кого‑то, перекинулся словами. «Товарищ из милиции интересуется» и «Кольцов проводил вскрытие?» — донеслось до Зайцева. Обернулся в кабинет: — Вот, пожалуйста, вас проводят.

Опять светлые канцелярские коридоры. Солнечная пыль, гул шагов и запах мастики.

Зайцев бессчетное количество раз бывал в морге. И пока шел за сероватым халатом по коридорам и лестницам, представлял себе железный стол на колесиках, плоскую огромную тушу с четырьмя твердыми копытами на странно тонких сухих ногах. Но ошибся.

Товарищ Кольцов за своим письменным столом тоже больше напоминал чиновника.

— Вот. От Савченко. — Серый рукав махнул Зайцеву. Он так и не успел рассмотреть лицо провожатого.

— Здравствуйте, товарищ, — полувопросительно выговорил Кольцов. Широкой ряшкой с коротким носом и баками он походил на кота. Круглые глаза смотрели внимательно на внезапного посетителя и не находили ответа. Не студент, не лаборант, не извозчик, не веттехник, не колхозник — кто?

— Вы из газеты? — наконец, предположил Кольцов. Приподнял свое широкое, несколько прямоугольное туловище, протянул крепкую ладонь. Зайцев пожал — сильная. На носу красные жилки: поддать любит. На вид Кольцову было хорошо за пятьдесят.

— Ленинградский угрозыск. Зайцев.

Глаза сразу как изнутри захлопнулись, это Зайцев заметил мгновенно. Это, впрочем, не значило ничего. Возможно, товарища Кольцова просто бесило, что его отвлекают по пустякам.

— Угрозыск? Сава… Товарищ Савченко, — недовольно поправился он, — сказал только, что вы насчет Пряника.

Под Кольцовым снова скрипнул стул, приняв плотно сбитое тело.

— Все верно. Просто мелочи уточнить хочу. Все‑таки лошадь знаменитая.

Кольцов все еще смотрел на него как издалека. Это еще не делало его в чем‑либо виноватым. Мало кто рад беседовать с милицией. С уголовным, тем более, розыском.

— Знаете, с такими знаменитыми лошадями все равно как со знаменитыми людьми, артистами там, учеными или писателями. Все советские граждане перед законом, конечно, равны, но… Знаменитая персона поневоле привлекает внимание. Вы же понимаете, о чем я, верно?