Укрощение спортивной

— Может, как раз к ним мы и едем. Мы выиграли поездку в коттедж «Медведь», — хвастаюсь я мужчине.

Мимо проходит стюардесса и просит мужчину посидеть прямо. До тех пор, пока мы не наберем высоту. Но как только она отходит в сторону, как он тут же поворачивается к нам и подмигивает.

— Путете у них, перетавайте привет от Илмари и Валентины Йохансон. На Новый кот мы к ним опязательно приетем, — улыбается мужчина.

— Илмари, ну перестань досаждать людям. Извините, пожалуйста, — к нам снова поворачивается женщина. — Мой муж боится летать и за болтовней скрывает свой страх.

— Я тоже немного побаиваюсь, — признаюсь я из мужской солидарности.

Мужчина снова подмигивает, показывает оттопыренный большой палец и отворачивается. Я украдкой смотрю на Оксану. С неё можно рисовать картину — задумчивый взгляд устремлен в иллюминатор, одна рука подпирает щеку, грудь равномерно вздымается.

Эх, если бы сейчас какой-нибудь террорист вскочил посреди салона и поднял вверх руку с пистолетом, то я бы не раздумывая, бросился бы на него. Совершил бы героический поступок. Или в борту образовалась пробоина, и я бы заткнул её своим телом. Понимаю, что это бред и меня бы высосало давлением, как косточку из вишни в руках младенца, но помечтать-то можно. Я даже готов встать сейчас и станцевать «Цыганочку», лишь бы она обратила на меня внимание. Но каким идиотом я буду выглядеть в её глазах?

— Я всегда взлетала и думала — а что будет, если самолет начнет разваливаться? — тихонько спрашивает Оксана.

Непонятно — она или у меня спрашивает, или же разговаривает сама с собой?

— Может, поговорим об этом на земле?

— Да-да, ты прав, не дело об этом говорить в воздухе. Нельзя привлекать несчастье, — кивает Оксана.

Я знаю, что несчастие ждет нас на земле, но не подаю вида, а глубокомысленно поджимаю губы.

Полет проходит успешно. Меня даже ни разу не стошнило. Мы с Оксаной несколько раз порываемся обсудить рабочие моменты, но потом кто-то один вспоминает, что мы на отдыхе и обрывает разговор.

Илмари ещё несколько раз пытается повернуться и поболтать, но его постоянно одергивает жена. Суровая она у него. Я думаю, что Марджаана вряд ли стала бы так делать, но он сам выбрал свою судьбу.

— Оксана Евгеньевна, Наталья говорила, что в коттедже два этажа, какой вы займете? — после получасового неловкого молчания, я решаюсь заговорить.

— Я тебе уже говорила и напомню ещё раз. Вне работы можно Оксана и на «ты». Мне хочется быть сверху, — она понимает, как это двусмысленно звучит и поправляется. — То есть я хотела сказать, что хочу занять второй этаж.

— Хорошо, а мне без разницы. Займу первый, — нужно не подавать вида, что я знаю небольшую, но печальную новость.

За стеклом иллюминатора в редких прорехах облаков видна зеленая поверхность земли. Создается такое ощущение, что под туманом скрывается древнее лоскутное одеяло, на которое то тут, то там пролили озерца воды. В иных местах озерца пролились ручейками и протянулись далеко за горизонт. Города виднеются проплешинами с маленькими коробочками внутри.

Потом всё покрывает сплошная зелень с проблесками багрянца и желтизны. Будто по махровому темно-зеленому полотенцу раскиданы золотые стружки. Появляются горы — будто вытертые складки полотенца. Дух захватывает от картин, что раскрываются внизу.

Самолет снижается и вот тут приходит тошнота. Начинает закладывать уши, будто кто-то невидимый засовывает в уши вату. Я ловлю себя на том, что стискиваю подлокотник кресла. Надо немного расслабиться.

— Мы приземляемся, просьба пристегнуть ремни и не ходить по самолету вплоть до полной остановки, — раздается голос пилота.

Я щелкаю пряжкой и замечаю, что Оксана делает тоже самое. Мы приземляемся. Захватывает дух, но сдерживаю себя в руках. Я же мужчина и должен делать морду кирпичом.

К счастью, всё проходит хорошо, и мы приземляемся без каких-либо неприятностей. Меня поражает тот факт, что пассажиры начинают аплодировать. Для меня это дико — зачем аплодировать? Спрашиваю об этом Оксану, пока идем к маленькому зданию аэропорта.

— Аплодируют, потому что радуются, что приземлились.

— Но почему же тогда не хлопают водителю автобуса? Ведь от аварий на дороге гораздо больше людей умирает, чем от аварий в воздухе.

— Вот то-то и оно, что из-за дорожных аварий люди погибают чаще, но единицами, а от самолета сразу десятками. Что болезненнее для тебя — щелчок или удар кулаком?

— Удар кулаком, конечно.

— Потому-то и муссируют средства массовой информации крушения самолетов. Потому что болезненнее.

— Понятно. Значит, люди аплодируют пилоту за то, что их не покажут по телевизору.

— Можно и так сказать.

Выход из желтого здания проходит беспрепятственно, хотя я и озираюсь по сторонам. Колонны, терминалы, уставшие лица людей. Хотя молодежь смеется. Девчонки-студентки проходят мимо нас с веселым щебетанием и обсуждением русской литературы. Скорее всего, это будущие педагоги.