Этот голос… Как же я его ненавижу! Самоуверенный, самодовольный — голос человека, который привык командовать и раздавать указания. Неважно, какие это будут указания, хорошие или плохие — ведь есть с кого спросить. Если указание хорошее, то «видишь, я же был прав», если же указание плохое, то обязательно «ты меня неправильно понял».
Я вижу, как вспыхивает лицо Оксаны. Она тоже узнает этот голос, оборачивается и улыбается. Глядя на радость в её глазах, я понимаю, что менеджер Боря лишний на этом празднике жизни. Если сейчас выйду и пойду по свежему снежку неизвестно куда, хотя бы в сторону Финляндии, то они хватятся меня только лишь перед отъездом. И то потому, что некому будет тащить их вещи.
Горько. Очень горько на душе от такого коварства Оксаны. Ведь она знала о присутствии Юрия в коттедже. Меня предупредила об этом Наталья, в день вылета. Но я думал, что у Оксаны хватит смелости и такта сказать об этом. Почему-то я всё больше разочаровываюсь в нашей афере.
— О! Вижу, что Борис не ожидал меня здесь увидеть? — в голосе сквозит неприкрытая насмешка.
Как же — не ожидал.
— Да уж, это сюрприз для меня. Я-то думал, что вы стоите на страже перевозок и отгрузок. На кого же вы их покинули?
Если бы глазами можно было протыкать, то я превратился в подушечку для игл у опытной швеи. Такой колючий взгляд можно увидеть на старинных фотографиях НКВДэшников. Но взгляд сразу же смягчается, когда переходит на Оксану. Он в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Уже успел устроиться. Гад!
— Да вот, решил тоже отдохнуть. Созвонился с Оскари и занял верхний этаж. Я думаю, что нам всем хватит тут места. Правда, Оксана Евгеньевна? Кстати, это я её просил ничего тебе не говорить. Как видишь — сюрприз и в самом деле получился. Я видел, что у тебя глаза на лоб полезли, как будто я попросил ежеквартальный отчет в начале месяца.
— Конечно. Вместе будет веселее, — прерывает его Оксана. — Борис, прости нас за небольшой розыгрыш. Юрий позвонил мне и сказал, что хочет отдохнуть с нами. Надеюсь, ты не будешь против?
Конечно же против! Прямо сейчас взял бы его за шкирку, как грязную крысу и выкинул на улицу. Пусть пешком шурует до Москвы! Но это всё мечты и фантазии…
— Не против. Вместе и вправду веселее, — улыбаюсь я сквозь силу. Когда я успел стать таким фальшивым? Жизнь заставила?
— Как чутно, что вы знакомы. Мы постараемся разноопразить ваш оттых. Сейчас оттыхайте, а после опета у нас запланирована паня. Если вы не пыли в настоящей пане, то вас штет потрясающий сюрприз! Пойтемте, мы покашем вам ваши апартаменты, — широко улыбается Оскари. Ещё шире он разводит руки, будто хочет заключить в объятия.
Небольшой коридор освещен мягким светом настенных светильников. Они сделаны в виде шаров на подставках, будто лапы причудливых монстров держат маленькие солнца.
Мне достается чистенькая комната, выдержанная в деревянных желто-коричневых тонах. Заправленную кровать с трех сторон обступили стены, а с четвертой можно задернуть шторку и спать, невзирая на свет за окном. Возле изголовья распахнула зев невысокая тумбочка, на ней примостился небольшой ночник. Пахнет деревом и мятой. Вот о таком помещении можно мечтать, когда хочешь как следует выспаться. Спать, спать и спать, сбрасывать накопившийся за долгое время недосып.
Небольшой коричневый столик прижимается к батарее у окна, рядом терпеливо ожидает табуретка. Простенько и чистенько. Я сразу же почувствовал, как наваливается усталость и сказывается напряжение поездки. Становятся неподъемными веки, и всё труднее открывать глаза. Неужели так сказывается настойка Оскари.
— Приятных снов, Порис. Увитимся на опете, — улыбается он и похлопывает меня по плечу.
Деревянная дверь закрывается, и я остаюсь в одиночестве. В небольшой комнате два на четыре. В тишине. За дверью слышно журчанье голоса Марджааны, она показывает комнату Оксане. Я раздеваюсь. Завтра будет новый день и новая борьба. А сегодня я планирую окунуться в объятия кровати и отдать должное русской поговорке о том, что утро вечера мудренее.
Увы, как только я ложусь и выключаю ночник, раздается стук в дверь. Кого там ещё принесло? Вряд ли это пришла Оксана, но на всякий случай нужно прикрыться.
— Да-да, войдите.
Дверь приоткрывается и вместе со светом из коридорчика в комнату проникает Юрий Геннадьевич. Я включаю ночник. Он оглядывает комнату, хмыкает и берет табуретку. Что-то внутри сжимается — неужели ударит? Шарахнет ею по моей глупой башке и спустит тело в холодное озеро. Пока там меня найдут… Какие только мысли не лезут на ночь глядя.
— Борис, извини, что так поздно.
— Ничего, я ещё не успел уснуть.
Юрий Геннадьевич подставляет табуретку к кровати и присаживается. Сейчас он похож на доброго папочку, который собирается прочитать сынишке сказку. Вот только «сынишка» ненавидит «папочку» и догадывается, что это чувство обоюдно.
— Я вот о чем хотел поговорить с тобой. В общем, я знаю о вашей с Натальей афере. Не нужно быть пяти пядей во лбу, чтобы увидеть как вы всё это подстроили.
— О чем вы? Я не понимаю.