Укрощение строптивых

— Нет, я его однофамилица, — ни секунды не раздумывая, Лиза отреклась от отца. Нестерпимо было думать, что интерес к ее стихам подогревался тем, что фамилия у всех на слуху.

— .А вы хорошенькая, — игриво заметил мэтр, кокетливо модулируя голосом. — Мне показывали вашу фотографию.

— Да… Я… — Лиза неожиданно смутилась, чего с ней отроду не случалось.

Сколько раз Вишняков сплетничал о Любарском! Хохоча и прихлебывая спиртное, он живописал, как старая жирная жена гения, страдающая астмой, частенько бьет своего супруга палкой, а тот, когда ему удается сплавить ее в больницу, водит к себе на квартиру девиц, соблазненных его славой и возможностью похвастать таким неординарным знакомством.

Однако Лиза совершенно не желала входить в число этих пошлых девиц.

Слава ей была не нужна, ее и так все знали, бессмертие ей, как она считала, было уже обеспечено гениальными «инсталляциями», а насчет знакомства… Дочери самого Дубровинского, на равных общавшейся с мировыми знаменитостями, не пристало хвастать дружбой с человеком, известным лишь жидкой стайке заумных литературоведов.

— Жду вас в воскресенье в Переделкино, — произнес мэтр. — Мой дом там все знают.

— Хорошо, — кивнула Лиза. — Я буду.

— Только, пожалуйста, без Вишнякова, — попросил мэтр. — Ну его к бесу, этого пьяницу… На той неделе он у меня весь подарочный «Реми Мартин» выхлестал.

В воскресенье утром Лиза с трудом вытолкала вон Монро и Вишнякова, задержавшихся у нее после бурной субботней ночи.

— Мне надо побыть одной, — объяснила она, хмуря светлые брови, и раздраженно добавила Вишнякову:

— И вообще, что ты вечно здесь торчишь? Не приходи, пока я тебя не позову!

— Я думал, мы с тобой… — Вишняков обиженно захлопал глазами. Ему не хотелось терять подружку, у которой хата ломилась от дармовой выпивки и у которой всегда можно было переночевать бездомному поэту (имевшему троих жен и не поддающихся учету детей).

Монро обрадованно зашипел, клюнув подругу в щеку густо накрашенными губами:

— Конечно, ляля, молодец!.. Разве можно променять нашу женскую дружбу на этих мужиков? Мы с тобой подруги навек!

Когда все ушли, Лиза опрометью бросилась одеваться. Ей пора было ехать в сторону Переделкино.

С толстой папкой стихов под мышкой она села в машину, не замечая, как в это время Вишняков в таксофоне за углом дома набирал чей-то номер.

— Она только что выехала, — произнес он. — Немного опоздает… Да, одна… Совершенно одна! — И потом добавил, алчно поблескивая белками глаз:

— Когда я смогу получить всю сумму? Хорошо…

Больше Елизавету Дубровинскую никто не видел. Она точно сквозь землю провалилась, заплутав в подмосковных лесах. Ее машину так и не нашли, как будто она дематериализовалась, а Любарский клялся И божился в милиции, что назначенная на тот день встреча так и не состоялась.

* * *

Пытаясь придать себе черты скромной учительницы, живущей (точнее, выживающей) на одну зарплату, она часами сидела возле зеркала: приглаживала волосы, собирая их в гладкую прическу, примеряла платья, вызывавшие брезгливость своей тусклой поношенностью.

Ее раздражало все: и запах в квартире, какой-то устойчивый дух бедности, пропитавший стены тоскливым невыветриваемым ароматом, и диван с пружинами, вонзавшимися в тело, точно оголодавшие клопы, и вечно текущий кран на кухне, и разводы на потолке после недавнего потопа… Но особенно ее угнетало отсутствие простора, какая-то жуткая внутриутробная теснота. Здесь, казалось, невозможно было раскинуть руки, чтобы не задеть потолок. Она чувствовала себя закованной в кокон бетонных стен.

Но ничего, осталось совсем немного… Ведь час "Ч" уже назначен, минуты ее жизни здесь сочтены. Как это случится? Она не знала. Никто не будет искать обыкновенную учительницу, проживающую в хрущевке с глуховатой бабушкой и толстым котом…

Тем более что учительница на самом деле остается целой и невредимой. Только бы они ни о чем не догадались. Только бы не догадались ни о чем!

Во дворе сеял противный мелкий дождь, точно воду распыляли из невидимого небесного пульверизатора.

Она набросила на плечи старое пальто, пригладила волосы перед зеркалом, надела очки, в которых плохо видела. Она должна быть готовой в любой момент.

— Это она! — произнес, пассажир в машине возле подъезда.

Водитель бросил взгляд на фотографию и промолчал.

— Пальто, очки, прическа — все сходится! Чего мы ждем? — не унимался пассажир. Водитель пожал плечами.

— Еще светло, — процедил он сквозь зубы. — Шумиха нам не нужна. И свидетели тоже.

— Хочешь взять ее в хате? Учти, там старуха!

— Да, лучше момента не найти, — признал собеседник и наконец решился:

— Дуй в подъезд, а я подгоню тачку. Начали!

Лампочка на площадке в считанные секунды была вывернута.

Смеркалось. Фонари еще не успели зажечься, и серый дождливый сумрак мягко обволакивал окрестные дома.

Она неспешно направилась к подъезду, жадно вдыхая грудью дождевую апрельскую свежесть. Хлопнула дверь, жалобно взвизгнув пружиной, в лицо пахнуло гнилостным сладковатым запахом подъезда…