Укрощение «тигров»

17 часов, 3 августа. В отроге безыменного овражка, на тщательно замаскированном командном пункте заканчивается совещание командиров-танкистов. Испытанный боевой генерал дает последние указания командирам бригад. Неподалеку отсюда в таком же крутом овражке молодой пехотный генерал с Золотой Звездой Героя Советского Союза и сталинградской медалью на груди проводит последний инструктаж командиров гвардейской пехоты.

На этот раз речь идет о подготовке операции крупнейшего масштаба, и средства прорыва были мобилизованы в соответствии с замыслом: созданы огромные плотности артиллерии на километр фронта прорыва; сверху наступление прикрывать должна была тысяча самолетов; в качестве ударной силы, которая должна войти в прорыв и разгуляться на просторе, — две славные танковые армии: Первая — под командованием Катукова и Пятая— под командованием Ротмистрова.

Впереди можно разглядеть рубеж, на котором скоро должны закипеть жаркие схватки: тихая заболоченная река, топкие берега которой расступились на добрую сотню метров, полуразбитые пустынные деревушки над нею, изрытые снарядами высотки Это Ворскла.

18 часов. Безмятежное затишье обрывается. На разных участках фронта начинают бить пушки, пулеметы, то и дело раздается трель автоматов. Немецкие дзоты, батареи огрызаются. Им отвечает наша артиллерия, но перестрелка идет как-то вяло, неторопливо — ведь это всего лишь разведка огневой системы врага. За каждой вспышкой следят сотни стереотруб. Артиллерийская разведка последний раз уточняет свои данные, чтобы ранним утром «бог войны», как прозвали нашу могучую артиллерию на фронте, раздавил всю немецкую огневую систему.

20 часов. В лесочке, близ самого переднего края, обосновались скрытно совершившие 35-километровый марш танкисты. Пушки новеньких боевых машин вытянуты в сторону противника. Механики хлопочут у моторов, радисты проверяют аппаратуру. Внутри танков полностью уложены боекомплекты снарядов, баки заправлены горючим, выверена каждая деталь.

22 часа. В темнеющем небе слышится стрекот многих легких моторов. Это наши ночные бомбардировщики начали свою работу. Солдатам дан отдых перед боем: «Спать!»

4 часа, 4 августа. Над Ворсклой встает солнце. Его лучи красят в нежные тона высокие облака. Подъем! Уже дымят сотни и сотни походных кухонь, изготовивших сытный усиленный завтрак: мясо, рис, свежий хлеб, чай с сахаром…

Хлопочут старшины. Многие бойцы, улучив свободную минутку, пишут что-то, пристроившись на пеньке или на подножке машины. «Кому?» Этот неожиданный вопрос заставляет покраснеть молодого пулеметчика, бывшего токаря из Горького, Сашу Симонова: письмо адресовано его любимой девушке. Быть может, наша газета дойдет к ней быстрее письма? Пусть же знает она, что, уходя в бой, Саша вспомнил о ней!

Старший лейтенант Цыпкало, помощник начальника политотдела по комсомолу, принес для раздачи бойцам, принятым вчера в комсомол, новенькие комсомольские билеты…

В частях проводят короткие митинги. В подразделении, которым командует товарищ Моргунов, один из танков идет в бой с вымпелом ЦК ВЛКСМ. Право на этот вымпел заслужил в жарких июльских боях комсомольский экипаж Мазалова, И теперь комсомольцы приносят клятву новыми успехами оправдать высокую честь.

Без 5 минут 5 часов. Еще звучат горячие речи на митингах, еще идут беседы в блиндажах, на укрытых от чужого взора лесных лужайках, а на огневых позициях уже сняты чехлы с орудий, раскрыты ящики со снарядами, заряжены пушки. И когда часовая стрелка касается цифры «5», землю разом сотрясает неистовый грохот, словно где-то рядом разразилось извержение вулкана Земля дрожит, и дрожание это явственно чувствуется на десятки километров. Одновременно бьют по врагу тысячи орудий, сосредоточенных на ограниченном участке, и в грохоте этом тонут все звуки. У легковых машин предусмотрительно опущены стекла — там, где этого не сделали, стекла трескаются.

Так проходит час. Еще час. Еще сорок пять минут. Артиллерийская подготовка достигает небывалой силы. Недаром в последние десять дней сюда были подвезены сотни эшелонов с боеприпасами!

Над линиями немецких укреплений встает сплошная плотная пелена дыма и пыли. Там все перемешано. А снаряды летят и летят, довершая разгром всего того, что немецкие саперы строили на протяжении многих месяцев.

Кажется, достигнут предел напряжения. Но вот грохот становится еще сильнее — к реву дальнобойных орудий примешивается вой гвардейских минометов, и стрельба приобретает еще более учащенный темп.

7 часов 50 минут. В небе проплывают сотни самолетов. Рева моторов не слышно — все заглушает артиллерия, но само зрелище огромного количества советских самолетов над передним краем настолько захватывающе, что бойцы начинают аплодировать и что-то кричать. Слов не разобрать, но видно по горящим глазам, улыбающимся лицам, что этот массированный удар нашей авиации восхищает их.