Укрощение Зверя (СИ)

– Нет, этого не знаю, но имя у него настоящее бухарское. А как зовут его друга из Самарканда?

– Он называл, да я не запомнил. Что-то вроде Ильхам или Нахум… не помню.

– Ильхам бен Нахум?

– Точно! Он самый.

- Этого я знаю. Очень богатый человек. Часто бывает в гареме амира – продает ткани и украшения. Правда, он не тюрк, а джугут[41], но дочь свою выдал замуж за коренного самаркандца, барласа. Нам разрешено жениться на иноверках, но они должны принять ислам.

– А, что в гаремы пропускают торговцев?

– Да, а кто же принесет женам амира украшения, ткани, сладости. Женщины сами выбирают товар, лиц их все равно никто не увидит – паранджа все скроет.

– Ну, вот этот Ильхам сообщил, что приказано собрать посольство в Московию. Уже две недели Улуг Амир совещается с начальником посольского приказа. Диктует грамоты, инструкции, письма.

– А какова цель этого посольства?

– Ну, этого никто не знает! За разглашение дипломатических тайн сурово карают. Смерть будет очень мучительная. Но… я думаю, это касается или Тохтамыша или Касима… Или обоих. Какая разница, какова формальная причина войны, а?

Касим, Михаил и казацкие офицеры замолчали, обдумывая полученные сведения. Посетителей в корчме было мало. Разговор между Вилкасом и друзьями был слышен любому, кто потрудился бы прислушаться, и Михаилу показалось, что человек за столом у небольшого чистого окошка внимательно фиксирует каждое сказанное слово. Михаилу захотелось разглядеть лицо этого нежеланного «слушателя», но человек встал, поправил короткий кафтан, пристегнул к перевязи саблю и вышел из корчмы.

Тут же снаружи раздался стук копыт, кто-то отъехал на лошади. «Надо было перехватить» – подумал Михаил. Но время было упущено. В дверь вбежал один казаков Михаила.

– Атаман! Скорее! В лагере буза!

Михаил опрометью выбежал из корчмы, вскочил в седло, и, через несколько минут, Тулпар примчал его прямо в лагерь. Глотая пыль из-под копыт киреевского коня, в лагерь пулей, прилетел Касим с товарищами. Протолкавшись через плотное кольцо казаков и татар, Михаил выскочил на небольшую круглую площадь. Там несколько казаков старой сотни, из тех, кто пришел с Киреевым в Москву, перекидывали веревку с петлей через ветку огромного дуба, а трое одетых в рванье бывших каторжников, сидели связанные на пыльной земле.